Провожатые уже успели поменяться и теперь за соседним
столиком сидело двое других агентов, похожих на первую пару своими глупыми
физиономиями.
— Что я здесь делаю? — вдруг подумал
«Дронго», — в этой далекой стране, в этом почти сказочном городе. Ищу
другого идиота, похожего на меня, только для того, чтобы убить. Как интересно.
Художник рисует картины, поэт пишет свои стихи, режиссер ставит новые
спектакли, даже директор Литфонда и тот приносит какую-то пользу. Один я в этом
краю жду своего момента на убийство. Он вспомнил вдруг про сверток, оставленный
в номере. Он его так и не раскрыл, слишком торопился. Там был нож, который он
просил у своего связного. «Вернусь домой, — решил „Дронго“, — скажу,
что не сумел найти „Волка“».
Он знал, что никогда этого не сделает. Просто не позволит
профессиональная гордость. Люди играли в свои игры, в свои придуманные миры, и
его мир, был ничем не лучше и не хуже других. Просто в нем были свои правила
игры, свои задачи и цели. В других мирах тоже убивали, обманывали, насиловали,
притворялись. Может не столь однозначно, прямолинейно, но не менее часто, это
он знал хорошо. В каждой игре были свои убийцы и свои жертвы, свои агенты и
свои наблюдатели, свои победители и свои проигравшие.
В этих придуманных мирах, в этих играх люди погибали еще
чаще, чем в сфере его притяжения, в его обитаемом мире. Просто инфаркты и
самоубийства, сердечные приступы и нервные срывы издавна не считались чем-то
необычным. Люди просто привыкли к этому виду убийств, считая их нормальными
проявлениями человеческих эмоций. А сколько тайных отравлений, аварий,
подстроенных катастроф было в других мирах. Совершенства не было нигде и мир
профессиональных убийц был таким же нормальным, как мир профессиональных
поваров или профессиональных клерков.
Он вспомнил нравившееся ему выражение Льва Толстого, что нет
абсолютных негодяев и каждый в душе не считает себя пределом низости и
подлости. Классик сказал гениальную фразу, но от этого было совсем не легче.
Нужно проверить у режиссеров алиби Фархада и тогда он вне игры. Хотя художник
вполне мог рассказать о дипломате в коридоре, но в такие случайности «Дронго»
не верил. Не мог же убийца ждать за дверью появления Фархада. Значит, нужно
было проверять других.
Ночное шоу устраивалось последователями одной из религиозных
сект, столь охотно обретающихся в Ираке. Мусульманские святыни, мавзолеи имамов
и последователей пророка, тысячи верующих паломников — все это создавало
отличный фон для возникновения различных шиитских и суннитских сект в самом
Ираке.
Разбитый на два основных течения исламский мир одинаково
почитал Мекку и Медину, святыни пророка всех мусульман Мохаммеда и
установленный камень Каабу, прикосновение к которому в определенные дни и после
прохождения всех необходимых ритуалов делало правоверного мусульманина «хаджи».
В Ираке были сосредоточены в основном шиитские святыни, главной из которых
считалась мечеть имама Хусейна, сына имама Али, погибшего за веру. Междоусобная
борьба за власть, в которой шииты потерпели поражение, завершившееся казнью Али
и — гибелью его сына Хусейна, тем не менее дало повод возвести их в ранг святых
и сделать места их гибели святынями для шиитов. К этому течению принадлежали
иранцы, большая часть иракцев, некоторая часть пакистанцев, афганцев, таджиков,
туркмен, азербайджанцев. Посещение мечети имама Али в Наджафе, место его гибели
в Куфе, мечеть Хусейна в Кербеле делало шиитов «каблеи» почти таким же
почитаемым лицом, как «хаджи».
Последователи малочисленных сект, отколовшиеся от основных
течений, вербовали своих сторонников и за счет различного рода почти эстрадных
номеров, которые производили впечатление на верующих.
«Дронго» сидел среди членов делегации в первом ряду,
наблюдая как специально подготовленные фокусники втыкали кинжалы себе в бок,
протыкая себя насквозь, вбивали кинжалы в голову, засовывали ножи себе в рот,
пробивая горло насквозь. Некоторые менее, подготовленные зрители от страха
закрывали глаза, некоторым становилось просто плохо, и они поспешно покидали
слишком кровавое зрелище. Крови, правда, было немного, но она была совсем как
натуральная и многие верили, что актеры действительно вбивают в голову гвозди и
кинжалы.
Рядом с «Дронго» оказалась переводчик из Академии, довольно
миловидная женщина лет сорока — сорока пяти. В отличие от слишком
впечатлительных мужчин она не прятала глаза, не кричала, равнодушно наблюдая за
тем, как на сцене один кровавый ужас сменялся другим.
— Вам совсем не страшно, — повернулся к ней
«Дронго», внимательно разглядывая ее.
Узкое тонкое лицо, прямой, чуть вздернутый нос, красивые
восточные глаза. Впечатление несколько портил излишне тяжелый волевой
подбородок.
— А вам? — спросила женщина, — вы тоже
смотрите на все это довольно спокойно.
— Я видел подобные фокусы в Пакистане, — сознался
«Дронго».
— А я бывала раньше в Ираке, — ответила
женщина, — просто скучно было сидеть в отеле одной.
— Вы хорошо знаете Багдад?
— Неплохо. Я бывала здесь трижды, — созналась
женщина.
— Давайте уйдем отсюда, — предложил «Дронго» Она
согласно кивнула.
Выйдя на свежий воздух, они довольно быстро поймали такси.
— В какую сторону лучше ехать? — спросил «Дронго»
у своей спутницы.
— Каррида-Дахили, это один из лучших районов Багдада.
Такая аристократическая улица.
— Тогда поедем туда. Только скажите сами водителю на
арабском. Здесь почти никто не знает английского.
Женщина чуть заметно улыбнулась.
Они переехали на другую сторону Багдада, трижды минуя
перекрестки с огромными портретами усмехающегося Президента. Затем по
набережной доехали до «Шератона» и свернули налево. Проехав еще метров пятьсот,
машина остановилась. «Дронго» протянул триста динаров. Водитель, схватив
деньги, что-то забормотал.
— Он вас благодарит, — улыбнулась женщина, —
вы дали слишком много. Хватило бы и половины.
— Никак не привыкну к этим деньгам. Мы ехали так
далеко, а я дал всего полдоллара.
Они вышли из автомобиля осматриваясь. Улица была ярко
освещена.
— После известного указа Саддама спиртное продают
только в магазинах, — вспомнил «Дронго», — значит, в любом баре нам
ничего не дадут.
— Дадут, — засмеялась женщина, — если очень
попросите. В этой стране соблюдают только политическую лояльность, если вообще
соблюдают, да и то из страха. На все остальные преступления правящий режим
смотрит сквозь пальцы, хотя если поймают за воровство, могут отрубить руки.
— Тогда в какой бар мы можем пойти?
— Здесь недалеко есть одно место. Пойдемте туда. Все
магазины были открыты. Несмотря на поздний час, у каждого сидели хозяева,
владельцы лавок и чайных, мелких магазинчиков и бакалейных.
— Настоящая жизнь в Багдаде начинается вечером, —
заметила женщина.
