«Наибольшее число ошибок, приводящих к роковым последствиям,
встречается в практике акушеров-гинекологов… Врачебные ошибки в медицинской
практике не являются преступлением и не влекут за собой уголовной
ответственности».
Ошибки случались у всех – от усталости, по недомыслию, от
лени и небрежности. У Амалии Петровны процент ошибок был меньше, чем у ее
коллег, и никогда они не были случайными. Всегда и во всем она отдавала себе
отчет.
Нет, Зотова не была сумасшедшей садисткой. Она была
отличным, опытнейшим врачом. Но иногда, крайне редко, позволяла себе небольшие
«промашки». Ее право на «ошибку», от которой зависят жизнь и смерть, было
вполне законным, и это давало ей ощущение собственной силы и значимости…
В половине восьмого утра ее разбудил телефонный звонок.
– Доброе утро, Амалия Петровна. Капитан Савченко беспокоит.
К нам тут заявление поступило.
– Какое заявление? В чем дело? – Зотова терла глаза. Она
никак не могла по-настоящему проснуться, к тому же ждала совсем другого звонка.
– По телефону читать не хочется. Может, вы к нам в отделение
зайдете? Или, если хотите, я сам к вам подойду через часик. Устраивает?
– Константин Сергеевич, что случилось? Объясните толком,
какое заявление?
– Да вы не волнуйтесь, Амалия Петровна, ничего серьезного,
ерунда какая-то. Но поговорить надо.
– Хорошо. Я жду.
На самом деле капитан Савченко понимал, что поступившее
заявление вовсе не ерунда. Недаром младший лейтенант Круглов задержался после
ночного дежурства, чтобы доложить именно об этом заявлении ему, Савченко,
лично.
Когда Савченко прочитал страницы, исписанные красивым
почерком, в голове у него кто-то будто рявкнул: «Все. Началось!»
– Сумасшедшая какая-то писала. Можно было бы и не
докладывать. Ну, что стоишь? Спать иди.
Он посмотрел на Круглова и встретил недоуменный взгляд
голубых глаз младшего лейтенанта.
– Нет что вы, товарищ капитан, она не сумасшедшая, она
нормальная.
– И где сейчас эта твоя нормальная?
– Как где? Я Кузнецова попросил домой ее отвезти. Она ведь
босиком была, замерзла, устала.
– Отлично, Круглов, отлично. Ты теперь всех босых бомжих
будешь на казенной машине по домам развозить? Задержать ее надо было, вот что!
– Да за что ее задерживать? Не бомжиха она. Нормальная
женщина, к тому же беременная. Паспорт у нее в порядке.
– Ладно, Круглов, проехали, – тяжело вздохнул Савченко. – Ты
хоть этот бред не регистрировал?
– Зарегистрировал… Савченко поморщился.
– Все, младший лейтенант, свободен. Домой иди, спать.
– Но я…
– Сказал, свободен!
– Слушаюсь, товарищ капитан! Круглов козырнул и вышел. А
капитан Савченко, немного подумав, перечитав заявление еще раз, позвонил
Зотовой.
Идти к ней ужасно не хотелось. Но с заявлением что-то надо
было делать. Он чувствовал – расхлебывать историю с беременной журналисткой из
Москвы придется ему, Савченко. А почему, собственно? Он-то здесь при чем?
Так получилось, что два года назад капитан стал должником
Амалии Петровны. Его младшая дочь, шестнадцатилетняя Машенька, забеременела.
Сначала никто ничего не заметил. Просто девятиклассница Маша Савченко стала
хуже учиться, часто плакала. Девочка она высокая, с широкой крестьянской
костью, вся в отца. Выпирающий животик стал заметен только на шестом месяце.
Состоялся семейный совет. Старший сын Володя кричал, что
найдет и убьет «гада, который обрюхатил сестренку». Маша горько плакала,
говорила, что виновата сама и ребеночка хочет оставить.
В конце концов все смирились со случившимся и стали ждать
прибавления семейства. Но тут выяснилось, что у Машеньки какие-то серьезные
сложности со здоровьем, шансов родить нормально у нее мало, кесарево сечение
тоже делать опасно. Машу возили в Москву, консультировались с лучшими
специалистами. Все они в один голос говорили, что гарантировать ничего не
могут.
И тут вмешалась Зотова. Лесногорск – город маленький, о
проблемах в семье начальника милиции знали все, поэтому ничего не было
удивительного, когда заведующая гинекологическим, отделением городской больницы
позвонила Савченко домой.
– Приводите Машеньку ко мне, Константин Сергеевич. Я
посмотрю.
Это была последняя надежда. До родов оставалось меньше
месяца.
Рожала Маша трое суток, и Зотова была с ней неотлучно.
Первый крик новорожденного внука капитана Савченко раздался в два часа ночи, и
Амалия Петровна сама позвонила капитану домой.
– Поздравляю вас, Константин Сергеевич. Мальчик. Три
семьсот, пятьдесят четыре сантиметра. С Машенькой все нормально, уже завтра
сможете навестить. Я положу ее в отдельную палату, сама буду следить, как
проходит послеродовой период.
И тогда Савченко, одуревший от счастья, крикнул в трубку:
– Амалия Петровна! Я ваш должник на всю жизнь!
Потом семья Савченко пыталась вручить Зотовой то дорогие
французские духи, то золотую цепочку, то еще что-то. Она каждый раз отказывалась,
говоря:
– Ну, что вы, Константин Сергеевич, разве в подарках дело?
Потом как-нибудь сочтемся.
А через месяц Зотова пришла к ним в гости с тортом и большим
букетом роз «навестить малыша».
Улучив момент, она вывела капитана на лестничную площадку
покурить и после нескольких ничего не значащих фраз начала:
– У меня к вам серьезный разговор, Константин Сергеевич. В
нашей больнице сейчас ведется важная научная работа. Мы разрабатываем серию препаратов
совершенно новых лекарств, – и у нас возникает в связи с этим множество
контактов разного рода. К нам приезжают весьма серьезные люди, заинтересованные
в результатах наших исследований, – крупные бизнесмены, депутаты,
государственные чиновники, сотрудники посольств. Так вот, у меня к вам большая
просьба. Вокруг больницы должно быть спокойно. Нет, не в смысле общественного
порядка, у нас для этого есть своя охрана. Просто городок маленький, всякие
могут поползти разговоры, слухи. А нам для работы необходим полный покой, чтобы
нас не тревожили по пустякам. Вы меня понимаете?
– Нет, – искренне признался Савченко, – я не понял,
конкретно от меня что требуется?
Зотова улыбнулась:
– Да ничего особенного. Просто, если вдруг какие-нибудь
недоразумения возникнут, касающиеся нашей больницы, заявления какие-нибудь
поступят, сигналы, что-то в этом роде, – вы уж будьте так добры, ставьте меня в
известность. И вот еще. У нас, как вы знаете, работает охрана, двое ребят из
частного охранного агентства. На них у больницы есть две ставки. Мы можем
платить ребятам сами, а ставочки эти перевести на милицию. Я же знаю, сколько
ваш брат милиционер получает от государства – гроши. А две ставки – два
миллиона в месяц. Деньги, конечно, не ахти какие, но на улице не валяются. Мы
будем переводить их вашему отделению, а вы уж сами разберетесь, как ими
распорядиться.
