— Спасибо, мы сообщим о результатах на сайте.
* * *
— Почему вы приняли решение оставить заявку на участие?
— Потому что мы, молодое поколение, должны знать свою историю, иначе мы никогда не сможем построить гражданское общество и привести нашу страну к процветанию и к признанию мировым сообществом.
— То есть вы любите историю?
— Очень люблю!
— Наверное, в периоде семидесятых вас больше всего интересует борьба за власть после Двадцатого съезда РСДРП?
— Да! Это самая замечательная веха всего периода!
— Большое спасибо, о результатах вам сообщат…
* * *
Все присутствующие хохотали так, что дрожали стекла в окнах. Не смеялся только техник. То ли не слушал, то ли не понял… «Скорее всего, второе», — подумал я.
— Фантастический экземпляр, — заходился в смехе переводчик Семен. — Выучил наизусть какие-то лозунги и шпарит, не понимая ни слова. Видимо, этот пацанчик как раз из тех, кто считает, что Ленин и Наполеон жили примерно в одно время и даже воевали друг с другом.
Я бросил взгляд в угол, где тихонько сидел офис-менеджер Юра. Он тоже смеялся, но почти беззвучно. В общем-то я совсем не специалист по истории России, предмет этот никогда не изучал, но благодаря огромному количеству текстов, переведенных за всю жизнь, все-таки представлял себе, что аббревиатура «РСДРП» относится скорее к началу ХХ века, а знаменитые слова «Двадцатый съезд» означают период после смерти Сталина, то есть примерно середину 1950-х. И ни то, ни другое к 1970-м годам ни малейшего отношения не имеет. Непонятно, то ли историю плохо преподают в школе, то ли дети не хотят ее изучать…
— Следующая у нас Евдокия, — сказал Назар, заглянув в список. — Господа, у меня есть небольшое сообщение.
Мы с готовностью уставились на Бычкова.
— Евдокия — подруга моего ученика, того самого, который порекомендовал нам обратиться к Вере.
— Это девушка Романа? — удивленно переспросила Максимова.
— Да. О том, что во время мероприятия невозможно будет пользоваться современными технологиями, она знает, хотя на сайте мы специально об этом не писали. Ей Роман сказал. Понимаю, что это нарушение условий, и приношу извинения за своего ученика. Говорю сейчас об этом, потому что Вера обращает особое внимание на реакцию…
— Да, — кивнула Вера, — хорошо, я это учту. Спасибо, что предупредили.
На экране появилось усталое, но милое лицо, со странным выражением одновременно затравленности и яростной решимости.
— Евдокия, почему вы заинтересовались нашим проектом?
— Буду откровенна. Мне нужно что-то сделать с собой. Так считаю и я сама, и мой… мой близкий друг. Самым лучшим способом для этого будет невозможность пользоваться интернетом и мобильниками. Не хотелось бы углубляться, но мое решение продуманное и твердое.
— Значит, вам совершенно все равно, чем придется заниматься в течение месяца?
— Я готова хоть канавы копать, хоть помои носить, хоть нужники чистить.
— Вы хорошо учились в школе?
— Нормально. Даже неплохо, можно и так сказать.
— Литературу любили?
— Да, очень. Это единственный предмет, по которому у меня за все годы ни разу не было даже «четверки». Только отличные отметки.
— Как вы думаете, вы будете очень скучать по своему… близкому другу? Все-таки месяц в разлуке — это довольно значительно.
— Конечно, я буду очень скучать по нему. Но если я не разберусь с собой, то потеряю его насовсем. И тогда мне придется скучать по нему всю оставшуюся жизнь. А так — всего месяц.
— Хорошо, Евдокия, завтра на сайте будут опубликованы результаты…
* * *
— Вы сможете обходиться без мобильной связи и интернета в течение месяца?
— А зачем?
— Таково условие работы.
— Да хрень какая… А почему надо без них обходиться?
— Потому что в семидесятые годы их еще не было.
— Ну и что, что не было? Мы-то не в семидесятых годах живем, а сейчас. И у нас все есть.
— У вас ничего не будет: ни телефонов, ни планшетов, ни ноутбуков. Совсем ничего.
— Отберете, что ли?
— Ну… Да, примерно так. Отберем.
— Обыскивать будете, что ли? Сумки шмонать?
— Именно так.
— Да ладно, фигня, я все равно пронесу.
— А если не пронесете?
— Ну, не вопрос, дойду до ближайшего интернет-кафе. А телефон вообще можно за бабки у любого чела на улице стрельнуть и позвонить.
— Понятно. Спасибо, результаты будут завтра…
* * *
— Почему вы решили подать заявку на участие?
— Потому что…
Огромные синие глаза наливаются слезами, губы подрагивают.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, Наталья, и не стесняйтесь, если захочется плакать, — мягко произносит Вера. — Это нормально, в этом нет ничего страшного или стыдного. Так почему?
— Потому что мне не нравится жить сейчас.
— А где вам понравилось бы, как вы думаете?
— Там, где мозаикой стекол окон десятки волшебных снов, а не все вот эти лайки-фотки-посты с коментами и вечные разговоры о том, кто какую пластику сделал и кто на какие бабки очередного папика раскрутил.
— Позвольте мне, — внезапно проговорил Назар.
— Да, конечно, — кивнула Вера.
— Значит, говорите, мозаика в окнах, — начал Бычков неторопливо. — А что тогда на стенах?
Я не понял ни почему он решил взять на себя разговор, ни почему задал такой странный вопрос. Вера, кажется, тоже не поняла, но внимательно следила за реакциями девушки на экране. А вот саму девушку вопрос Назара, похоже, нисколько не озадачил, она ответила мгновенно:
— А на стенах вместо картин — гирлянды ненужных слов.
— Насчет книг что скажете?
— Шарля Перро люблю, все детство его читала. А «Магизм основ» не читала. Хотела в интернете найти, но там такой книги нет почему-то.
— Ясно. Давайте предположим, что вы встретили волшебника. Что попросите у него?
Девушка улыбнулась, но мне отчего-то показалось, что эта улыбка была адресована только одному Назару, а не всем нам.
— Доброго или злого?
— Доброго, конечно. Злой ничего не даст, как ни проси. Номер по порядку назовите.
У меня возникло ощущение, что я присутствую на спектакле под названием «Торжество сюрреализма». Я уже не понимал ни слова ни из того, что говорил Назар, ни из того, что отвечала ему эта девушка с невероятными синими глазищами. Перевод, звучащий у меня в ухе, выглядел таким же чудовищным и абсурдным.
