— С добрым утром, Сережа! С добрым утром, Филя!
— С добрым утром.
Зульфира, продавщица из рыбного отдела, которую все называли просто Зулей, скинула с плеч синий рюкзачок, достала пакет с едой, положила перед собакой изрядный кусок вареного мяса. Филя не шелохнулся.
— Кушать, можно! — звонким голосом скомандовала Зуля.
Мясо мгновенно исчезло. Как будто его никогда и не было.
Хорошо, что Зуля работает в утреннюю смену. Сейчас, пожалуй, еще рано, а вот часов в десять уже можно будет попробовать попросить у нее телефон. Как раз около десяти придет машина за тарой, Сергей отгрузится и заглянет на сайт. Если информация еще не появится, можно будет подкатиться к девушке еще разочек, после того, как разгрузит следующие доставки.
Машина, которая должна увозить пустую тару, задерживалась, Сергей начал злиться, но ослушаться директора и уйти в торговый зал не смел: та предупреждала, что транспорт перевозчика не должен простаивать у магазина ни одной лишней минуты, иначе водители пожалуются и магазин оштрафуют, там такие порядки.
Подойти к Зуле удалось только в начале двенадцатого. Девушка без колебаний протянула ему свой телефон, Сергей быстро набрал адрес сайта и впился глазами в экран. Есть! Он успешно прошел собеседование и приглашается на второй отборочный тур. Ура!
* * *
Мне было трудно. Уже много лет я составлял расписание своей жизни с учетом возможного приступа мигрени, никогда не планируя двух мероприятий или встреч подряд. Напротив, на всё, что возможно, я резервировал два времени с интервалом в двое-трое суток. Например, договариваясь о встрече, я предупреждал: или во вторник, или в четверг, и не обижайтесь, если за час до встречи во вторник я позвоню и все отменю. Меня за это не любили, кто-то считал чудаком, кто-то сердился и не хотел иметь дела со мной. В сущности, отменять назначенные дела приходилось не так уж часто, львиную долю из них я ухитрялся втискивать в первые же после очередного приступа три-четыре недели. Но случались и накладки, причем порой весьма неприятные.
Все изменилось после знакомства с Энтони, бывшим Антоном, сыном Уллы, то есть в прошлом — Ульяны, и внуком Зинаиды Михайловны Лагутиной. Энтони действительно работал над изучением мигрени и, вопреки моим ожиданиям, весьма преуспел. Его научные изыскания позволили ему получить грант на разработку препарата, дающего возможность почти на сутки блокировать развитие приступа.
— Избавить человека от мигрени как болезни мой препарат не может, — сказал мне Энтони. — Но если его принять, то я гарантирую, что в течение ближайших суток приступа не будет. Конечно, разработка еще не закончена, препарат испытывают на добровольцах, но результаты очень обнадеживающие, очень!
Разумеется, я тут же попросил зачислить меня в группу этих добровольцев и получил флакон с капсулами светло-зеленого цвета. По условиям эксперимента я должен был принимать по одной капсуле каждые пять дней и аккуратно записывать даты и длительность приступов. Через год можно было проанализировать календарные данные, чтобы подтвердить или опровергнуть вывод: в течение суток после приема препарата мигрень не началась ни разу.
Я не особенно верил в успех, слишком уж много различных вариантов лечения мне предлагалось за всю мою долгую жизнь, и ни один не помог. Приступы в тот год настигали меня, как обычно, неожиданно и не всегда в подходящий момент, но, к моему огромному удивлению, и в самом деле ни разу не случались в первые сутки после того, как я принимал капсулу. Исследования моего родственника шли полным ходом, и для таких несчастных страдальцев, как я, забрезжила надежда. На втором году моего участия в апробации препарата я решил принимать его не по той схеме, какую прописал Энтони, а по своему собственному усмотрению, то есть не каждые пять дней, а перед встречами, мероприятиями, поездками — одним словом, перед любым событием, где требуется мое присутствие. Результат приятно удивил меня: прожив на свете больше семи десятков лет, мне удалось наконец за целый год не отменить ни одного назначенного дела. Наверное, моя дальнейшая жизнь с того момента стала бы совсем иной, если бы не анализ крови, который я сдавал при прохождении очередного обследования. На этих обследованиях настаивала страховая компания. Врач долго изучал данные из лаборатории, записал все лекарства, которые я принимаю постоянно, потом кое-что объяснил мне и посоветовал либо запросить у Энтони документацию на препарат с подробным описанием фармакологических свойств всех составляющих, либо отдать капсулу специалистам для проведения экспертизы.
Я был изрядно озадачен, но поступил так, как посоветовал врач. Первым делом обратился к Энтони, но получил от него категорический отказ: состав препарата является научной тайной, авторским ноу-хау, а после одобрения Фармацевтическим комитетом и получения лицензии на производство станет и коммерческой тайной. Такая постановка вопроса меня не удивила, в общем-то, я этого и ожидал, зная, как устроен наш мир. Договориться со специалистами оказалось тоже не так-то просто, никто не хотел тратить время и загружать оборудование, не имея на руках прямого письменного указания суда или хотя бы офиса прокурора. Взять заказ от частного лица на экспертизу препарата, не имеющего ни названия, ни описания, ни вообще какой бы то ни было документации? Нонсенс! На самом деле взяться за эту работу готовы были многие, но я не хотел доверять такой важный вопрос полукустарным лавочкам, где недоучки с сомнительными сертификатами работали на устаревшей аппаратуре. Мне нужны были высококвалифицированные химики и фармацевты и новейшее высокотехнологичное оборудование, чтобы быть уверенным в ответе. Потому что от этого ответа зависела теперь не только моя жизнь.
Помогли хорошие отношения с учеными, чьи доклады, статьи и монографии по химии, биологии и медицине я переводил. Так или иначе, но искомый ответ я получил. И связался с Энтони. Разговор вышел долгим и непростым.
— Ричард, ты слишком плохо думаешь о людях, — уверял меня Энтони. — Они не идиоты.
— Я прекрасно помню себя в юности, — отвечал я. — И всех своих друзей тоже помню. Да, в то время мы сами себе казались очень умными, а сейчас, с высоты своего возраста, я вижу, что мы все были именно идиотами. И не умели смотреть вперед дальше, чем на три дня.
— Ты преувеличиваешь…
Мне не удалось его переубедить. Но регулярно снабжать меня препаратом Энтони пообещал. Впрочем, я не очень-то поверил его обещаниям, поэтому во время следующей поездки в США просто купил у него десяток флаконов с зелеными капсулами. Впрок. Шли последние месяцы работы лаборатории по гранту, после чего результаты будут представлены в Комитет, а там сидят знающие и опытные люди, которые не пропустят в производство препарат, дающий отдаленный побочный эффект — разрушение личности. Или пропустят? Кто их знает… Но в любом случае лабораторию закроют, опытные образцы производить больше не будут, а в случае успеха до лицензирования и продажи лекарства в аптечной сети пройдет как минимум лет пять. Поэтому я решил подстраховаться.
Вышло так, как я и предполагал: в Комитете разработку не одобрили, но продолжать исследования моему родственнику никто не запрещал, только платить за всё он теперь должен был из своего кармана.
