— А кто доволен? Если реформа не годится ни для врачей, ни для больных, то для кого же она?
— Для страховых компаний. Да ладно, не бери в голову, тебе в наших реалиях нынешних все равно не разобраться. Короче, этот доктор без конца скандалил с представителями медстраха, а те вымещали злобу на главвраче и остальных медиках. В результате страдали больные, а больные начали обращаться с жалобами, завалили суды исками… Пришлось уволиться. Но он до такой степени разочаровался в организации здравоохранения, что пока не может найти в себе силы снова работать в государственной больнице. А в коммерческой медицине, в частных клиниках, искать место не так просто, как кажется. Ну и личное там у него…
— А именно?
— Он сам-то не говорил, упомянул только, что не женат, живет один, но ты глянь на фотографии, которые кадровики приложили к отчету.
На фотографиях было длинное сухое лицо мужчины лет сорока — сорока пяти, и мужчина этот выглядел каким-то… Запущенным немного, что ли. Холостяки, всю жизнь живущие вне брака, выглядят иначе, они, как правило, либо лоснятся довольством и источают радость жизни, либо — да, производят впечатление запущенности, но намного более выраженной. Этот же врач выглядел так, словно недавно его бросила жена, причем бросила неожиданно и грубо, неделикатно. И он растерялся и пока еще не может наладить свою жизнь. Непонятно, из чего я сделал подобный вывод — то ли из выражения лица, то ли из какой-то небрежности во внешнем виде, то ли из осанки… Я вообще плохо разбираюсь в людях и уж тем более не являюсь физиономистом. Но впечатление у меня сложилось, видимо, такое же, как у Назара.
Почему-то мне стало ужасно жаль этого доктора. Сразу вспомнились мои многочисленные неудачные попытки наладить стабильные спокойные отношения. И женщины вспомнились, те, которые оставляли меня внезапно, резко, со скандалом. Кроме того, этот медик выразил безусловную готовность работать в проекте. А тот факт, что он не стал полагаться на электронные средства общения и предпочел личный контакт, расположил меня к нему еще больше. Мы с ним схожи в этом, я ведь тоже считаю личное общение более надежным способом.
Так мы за пять минут решили вопрос с последним нашим кандидатом — врачом-терапевтом Эдуардом Качуриным. Троих актеров мы утвердили сразу же, как только начали заниматься кадровыми вопросами, проблемы реквизита полностью взял на себя Юра, которого Назар, что называется, за ручку отвел на киностудию, где обещали помочь с арендой всего необходимого. Можно было ложиться спать, а завтра рано утром — в дорогу! По прибытии у нас будут сутки на то, чтобы привыкнуть к месту и устранить очевидные недоработки.
* * *
Первым, кого Наташа увидела в зале прилета, был тот самый старик, который во время собеседования гонял ее по текстам самодеятельных песен. Тогда, во время разговора по скайпу, она не разглядела его глаза — слишком волновалась, стараясь ответить быстро и правильно, а теперь вдруг ясно ощутила холодную и одновременно задорную уверенность, льющуюся из этих светлых, окруженных морщинами глаз. Маринка его не заметила, но это только потому, что не узнала: во время собеседования Наташи она сидела сбоку, чтобы не попасть в камеру, слышать-то слышала, а вот лиц не видела, а уж когда настала очередь ей самой отвечать на вопросы, все внимание девушки было сосредоточено только на американце (цель, она же жертва) и на рыжеволосой женщине (возможная соперница). На третьего интервьюера она и внимания не обратила, и лицо его запомнить не пыталась.
Маринка шла впереди, горделиво приподняв подбородок: на ногах голубые слипоны точно такого же цвета, как обвивающий ее шею чокер, узкие джинсы с подворотом, открывающим татушку на одной из щиколоток, белая коротенькая облегающая тишка с принтом, в котором преобладали голубой и синий цвета, сверху накинута свободная туника, крупноячеистая, как рыболовная сеть. Этот наряд Маринка составляла долго и придирчиво, осталась им вполне довольна и была убеждена, что производит на окружающих впечатление, во-первых, неизгладимое, а во-вторых — такое, какое нужно, чтобы ее сразу сочли девушкой умной, незаурядной и обладающей вкусом. Наблюдавшая процесс выбора вещей Наташа никак не могла уяснить, почему самая обыкновенная футболка, пусть и с рисунком, которая по первоначальному замыслу предназначена для занятий спортом, становится, будучи переименованной в «тишку», свидетельством ума и незаурядности. И зачем носить на шее плотно облегающую плетеную удавку в тон обуви — не понимала тоже. А уж про сползающую с одного плеча рыболовную сеть и говорить нечего: вещь совершенно бессмысленная, учитывая жаркую погоду. Сама Наташа, несмотря на уговоры и даже требования подруги, оделась по собственному усмотрению, просто и практично: вместо тесных джинсов — свободные джоггеры, вместо модной обуви — традиционные кроссовки далеко не самого известного бренда, и футболка у нее — именно футболка, длинная, до середины бедра, а не коротюсенькое не-пойми-что, как у Маринки. Конечно, кроссовки она могла бы купить и подороже, и помоднее, с деньгами проблем нет, родители дают достаточно, но у Наташи с детства плоскостопие третьей степени, ноги болят почти в любой обуви, так что и туфли, и ботинки, и кроссовки приходится выбирать не по красоте и не по бренду, а исключительно посредством многократных тщательных примерок: какая колодка подойдет, ту и покупает.
Маринка проскочила мимо старика, как мимо пустого места, а Наташа бросилась к нему, как к родному.
— Здравствуйте! Вы нас встречаете?
— Вас, вас, — заулыбался старик. — Только подружка твоя, Марина, мимо пролетела, как на крыльях. Наверное, водителя в галунах ищет?
Маринка уже мчалась к ним, глаза метали молнии.
— Натка! Ты чего застряла? Дедушка, вам что нужно? Я сейчас полицию позову!
Наташа залилась краской стыда. Как неловко получилось! Маринка, конечно, добрая и умная, заботится о ней, опекает, хочет судьбу неудалой подруги получше устроить, но иногда так выступит — хоть сквозь землю проваливайся.
— Мне, дочка, нужно вас погрузить в транспорт и отвезти на базу, — спокойно ответил старик. — И на будущее усвой: людей надо запоминать, и вообще надо быть внимательной, в жизни очень пригодится. Вот я обои на вашей стенке в комнате с одного взгляда запомнил, и картинку, которая там висит, тоже запомнил. Не говоря уж о ваших лицах и именах. А ты меня видела, говорила со мной — и не узнала. Плохо. Гляди, с такими данными второй тур не пройдешь. Вот Наташа молодец, и память у нее отличная, и внимание острое, цепкое.
Впервые за все годы Наташа увидела, как ее всегда уверенная в себе подруга растерялась. И даже словно бы поблекла.
Старик между тем невозмутимо оглядел сумки в руках у девушек: объемистую — у Маринки и обычную повседневную на ремне через плечо — у Наташи. Маринка, как и обещала, набрала с собой кучу тряпок и обуви, чтобы не оплошать и быть во всеоружии на любой случай. Наташа же не взяла ничего, кроме смены белья, туалетных принадлежностей и тонкой ветровки из немнущейся ткани, которая сворачивалась в тугой комочек, засовывалась в специальный чехол и занимала в сумке совсем мало места.
