— Как по маслу. Развел я их, как лохушек, конечно. Но все строго по инструкции. Как психолог советовал, так я и делал. Вбивал между девчонками клин, нарушал устойчивое равновесие. Дик, чайку-то не нальешь?
— Конечно, — кивнул я и направился на кухню. — Только ты сам завари, я ваш чай заваривать не умею. Попробовал вчера — так пить не смог, помои какие-то получились.
— Это да, — засмеялся Назар, — наш чай со слоном — это тебе не «Липтон» в пакетике. Хорошо, что ты не англичанин, а то я б тебе заваркой ни за что не угодил.
Он принялся колдовать, стоя спиной ко мне.
— А девчонки просто уморительные, — рассказывал он, наливая в фарфоровый чайничек и зачем-то выливая в раковину кипяток. — У них позиции распределены и закреплены намертво: Марина — главная и умная, Наталья — подчиненная и неудалая. И ни одна из них в своей позиции не сомневается. Пришлось расшатать уверенность. Реагировали по-разному, Наталья то боялась, то смеялась, а Марина злилась отчаянно!
Назар накрыл чайник сложенным вчетверо махровым полотенцем и повернулся ко мне.
— Ну вот, пять минут настоится — и можно пить.
И вдруг разразился мелким дробным смехом, отчего пронзительные светлые глаза совершенно скрылись между морщинистыми веками.
— А все-таки мы с тобой, Дик, конкретные пацаны!
Конкретные пацаны? Словосочетание было для меня новым.
— Не понял…
— Это в девяностые годы так говорили. Сейчас уже не говорят. Я имел в виду, что мы с тобой, два старых пня, над сопливыми девчонками эксперименты ставим и развлекаемся, как пацаны-недоростки. Вроде как сзади за косичку дернули и убежали, и хихикаем из-за угла. В наши-то годы! Не зря говорят: старый — что малый.
Я тоже расхохотался. Почему-то в обществе Бычкова у меня сразу поднималось настроение, как-то волшебно он на меня действовал.
— И в самом деле, — я захлебывался смехом, — как это нам с тобой не стыдно! Умудренные жизнью старцы, одной ногой в могиле стоим, а девочек поддразниваем.
Давно я не смеялся так долго и от души.
Чай настоялся, Назар разлил его в чашки, я сделал глоток и убедился, что получилось намного лучше, чем у меня.
— С кем девочки поселились? Кого выбрали?
— А вот тут они меня, признаться, удивили. Марина выбрала Галину Александровну, а уж у Натальи и выбора не было, как говорится, бери что осталось. Наталья-то привыкла быть второй, поэтому ждала, когда подружка примет решение, но я был почему-то уверен, что Марина выберет нашу Надюшу.
— Почему?
— Надюша попроще. Кроме того, она не выдержала роль до конца и дала понять девчонкам, что на самом деле она не грубая и не злая. В общем, для девушки вроде Марины наша Надя смотрится бабушкой, которой вполне можно управлять и заставить плясать под свою дудку. Красивая девушка, привыкшая быть в центре внимания, командовать и принимать подчиненное положение окружающих. Но она почему-то выбрала культуролога, человека, которого она еще не видела и даже не знает, сколько ей лет и как она себя ведет.
— И это еще раз подтверждает, что я был прав, — задумчиво проговорил я, сделав очередной глоток чаю. — Мы их совсем не знаем. Мы их не понимаем. Точно так же, как они не знают и не понимают нас. Может быть, они и с текстами не справятся, но если не справятся они — то не справится уже никто.
Часть третья
Отбор
Из крепкого сна Наташу выдернул громкий голос Надежды Павловны:
— Наталья! Подъем! Быстро умываться и завтракать, уже половина девятого!
Девушка испуганно подскочила, потрясла головой и с ужасом уставилась на незнакомый рисунок стенных обоев. Где она? Через секунду все вспомнилось, и она испугалась еще больше: уже половина девятого, а Назар Захарович вчера сказал, что начало в девять. Она опаздывает!
Наташа выскочила из-под одеяла и пулей пролетела в ванную, успев, однако, на ходу уловить доносящийся из кухни запах чего-то сладкого.
— Садись завтракать, — скомандовала Надежда Павловна, когда Наташа, умытая и одетая, появилась в кухне.
На столе стояла миска с оладьями, банка со сметаной и пустая тарелка.
— Сегодня я завтрак приготовила, завтра будет твоя очередь.
— А йогурт можно? — жалобно попросила Наташа. — Я по утрам всегда йогурт ем, фруктовый какой-нибудь.
— Никаких йогуртов, — отрезала Надежда Павловна. — Их в те времена не было. Даже слова такого не знали, только в кино слышали. Бери оладушки, клади сметанку.
— А почему сметана в банке?
— Потому что в те времена ее продавали вразвес, мы все со своими банками в молочный магазин ходили. Расфасованная тоже была, но не всегда, и всего одного вида, а развесная — целых двух, по рубль пятьдесят и по рубль семьдесят, чуть пожирнее. Но это, конечно, очень условно, потому что от жадности завмага и продавцов зависело.
— Что зависело? Я ничего не поняла.
— Это сложно, — усмехнулась Надежда Павловна. — Я тебе потом объясню, когда время будет. Ты давай ешь, а я побегу в буфет, я же только на пять минут отбежала, чтобы тебя разбудить, боялась, что проспишь, видела с вечера еще, что ты будильник с собой не привезла. По будильнику вставать не приучена, что ли?
— Так у меня будильник в телефоне, а телефон отняли. Да я и не сообразила вчера, нервничала, наверное. Спасибо, что разбудили.
— Побегу я, там у меня народ завтракать приходит, надо обслужить. А ты к девяти часам иди на четвертый этаж, квартира справа, такая же, как пищеблок. Ключи не забудь взять, они на крючке у двери висят.
Наташа быстро поела, на ходу глотнула остывшего чаю и поспешила на четвертый этаж. Сердце колотилось, руки дрожали. Ей снова стало очень страшно. Вот сейчас, уже через 10 минут она узнает, в чем будет состоять то, что Назар Захарович называл «работой». А вдруг это что-то ужасное? Хоть бы Маринка тоже догадалась прийти пораньше, чтобы можно было успеть парой слов перекинуться. Какая она — эта Галина Александровна, с которой Маринке придется жить три дня? Рассказала ли она что-нибудь важное про эту загадочную «работу»?
Маринка стояла у окна между третьим и четвертым этажами и нервно постукивала по плиточному полу ногой в туфельке на широком, каком-то громоздком каблуке. На ней была точно такая же юбка, как у Наташи, из тонкой ткани, длинная, до самых щиколоток, только другого цвета, и облегающая трикотажная кофточка. Маринка была такой красивой в этом наряде!
— Ну наконец-то! — сердито воскликнула она. — Я уже полчаса тут торчу, жду, когда ты соизволишь выйти. Слушай, ну это полный зашквар! Ты-то еще ничего, тебе даже идет, а я вообще как чучело в этом прикиде.
— А мне кажется, наоборот, — Наташа посмотрела на свою юбку, из-под которой виднелись теннисные тапочки. — Ты очень стильная, а вот я как урод. Неужели в семидесятые годы еще носили такую длину? Я думала, что длинные платья после революции уже не носили, потом вообще мини…
