Он внимательно рассматривал присутствующих, прислушивался к их словам. Кто из них — настоящий, искренний, а кто — лишь маска? Вон та девушка, которая все время молчит, не задала ни одного вопроса… Имя у нее занятное: Евдокия. Старомодное какое-то. Интересно, почему ее так назвали? Конечно, современным девицам, его ровесницам, часто давали имена, которые раньше не были популярными: Варвара, Ксения, Полина — этих и им подобных было навалом, но ни одной Евдокии он никогда не встречал. Вопросы задавали все, кроме нее и того парня, с которым он вчера столкнулся на пороге квартиры-столовой.
Сергей хотел подойти к Евдокии, заговорить с ней, но отвлекся, отвечая на вопрос, который задала ему одна из двух сидящих рядом подружек, та, что побойчее, а когда спохватился, молчаливой девушки со странным именем уже не было за столом.
Он вернулся в квартиру, еще на лестнице услышав доносящийся через дверь выразительный голос, декламирующий с отчетливой дикцией какие-то стихи, смутно знакомые. Не то Пушкин, не то Лермонтов, не то Некрасов, в общем, что-то такое, что осталось в воспоминаниях о школьной программе. Скучное и ненужное.
У актера было сложное имя и отчество, не то Виссарион Иннокентьевич, не то Иннокентий Виссарионович, но он с первой же минуты велел называть себя Гримо, а на непонимающий взгляд Сергея ответил со смехом:
— Поговорить люблю, и голос у меня хорошо поставлен, меня всегда и всюду слышно. Если ты меня не слышишь, значит, я умер. А Гримо, если ты помнишь, был большим молчуном, из него слова не вытянешь, и голоса его почти никто не слышал. Вот мне и дали на театре такое прозвище в шутку. Что ты смотришь? Ты «Трех мушкетеров»-то читал?
А, ну да, «Три мушкетера», безмолвный слуга Атоса… Ну, Гримо так Гримо, все легче, чем путаться в нескончаемых буквах имени-отчества, спотыкаясь о каждую пару сдвоенных согласных.
Едва Сергей захлопнул дверь и положил ключи на полочку, Гримо нарисовался в прихожей.
— Явился, внучок? Чем порадуешь?
Сергей пожал плечами. Чем он может порадовать этого старого клоуна?
— Да вот, Горького велели прочитать…
— А чего рожа такая постная? Читать не любишь?
— Читать люблю, но не Горького же… Нормальные книги.
Гримо как-то странно глянул на него и вдруг заговорил, приняв позу отчаявшегося, раздавленного унынием человека:
Маленькие, нудные людишки
Ходят по земле моей отчизны,
Ходят и уныло ищут места,
Где бы можно спрятаться от жизни.
Все хотят дешевенького счастья,
Сытости, удобств и тишины.
Ходят и всё жалуются, стонут,
Серенькие трусы и лгуны…
— Это что? — удивился Сергей. — Я не понял, это вы к чему?
— Это ни к чему, это Горький, из пьесы «Дачники», я в ней роль Власа играл много лет назад. Ну, чего стоишь-то? Дали тебе задание — иди выполняй.
Сергею показалось, что Гримо на что-то рассердился, но, как ни силился, не понимал, что такого он сделал не так, чем обидел своего «временного деда». Прошел в комнату, сел на диван, раскрыл книгу, прочел первые строчки: «Года через два после воли, за обедней в день Преображения Господня, прихожане церкви Николы на Тычке…»
«Это невозможно, — мелькнула угрюмая мысль. — Я это не одолею. Блин, через два года после воли… Это вообще когда? Преображение Господне — это когда? Какого черта он писал так, как будто все должны это знать? Церковь еще какая-то Николы на Тычке… Нет, не прочту. Провалю задание, не пройду второй тур, выпрут меня. Ну и ладно».
Он захлопнул книгу, откинулся на спинку дивана, закрыл глаза. «Надо узнать, в какой квартире живет эта Евдокия, пойти познакомиться с ней, поболтать. Всё лучше, чем эту муть читать».
— Что, внучок, не читается? — загремел прямо над ухом голосище Гримо.
— Не могу. Скучно невыносимо.
— А хочешь, я тебе вслух почитаю? Слушать опытного актера — это совсем не то же самое, что буквы с бумаги рассматривать. Скучно не будет, гарантирую. Я Горького очень люблю, много в его пьесах играл. Главных ролей, конечно, не давали, не той масти я артист, но играл и вправду много. Ну как? Почитать? Будешь слушать?
Сергей решил, что слушать в любом случае повеселее будет, чем читать, и молча протянул Гримо книгу с лицом седобородого старца на обложке.
— Ты картошечку жарить умеешь? — вдруг спросил Гримо ни с того ни с сего.
— Умею.
— А любишь?
— Жарить — не люблю, а есть люблю очень, поэтому и жарить приходится, — усмехнулся Сергей.
— Тогда мы вот как сделаем. Сейчас сходим в закрома нашей Надюши, купим картошечки и лучку репчатого, сала кусочек возьмем, ты будешь картошечку чистить, резать и жарить, а я буду тебе читать.
— А сало-то зачем?
— Ну а как без сала картошечку жарить? Картошечка, брат, продукт благодарный, если с ней по правилам обращаться, то она весь свой вкус тебе отдаст с радостью, а если обращаться неправильно, то и вкуса никакого не будет.
Предложение показалось Сергею забавным, но привлекательным. И вдруг нестерпимо захотелось именно жареной картошки! В последнее время он совсем перестал готовить для себя, перехватывал тем, что можно было купить в супермаркете и быстро сжевать в подсобке, не отходя от рабочего места.
Они спустились на второй этаж, в квартиру, где работала Надежда Павловна.
— Овощной магазин? Конечно. Ты сам или Иру позвать?
— Да справлюсь я, Надюша. Или я не артист? Если надо, я тебе хоть собачью колбаску сыграю.
Сергей ничего не понял из этого странного обмена репликами и моментально насторожился. О чем они говорят? Что за тайный смысл кроется за такими обычными словами, которые никак не связываются в его сознании с картиной мира?
Надежда Павловна между тем открыла дверь, на которой висела картонка со сделанной фломастером надписью «Магазин». Три больших, почти под потолок, холодильника, какие-то контейнеры, ящики, коробки…
Картофель лежал в одном из ящиков, весь в комьях земли. Сергей озадаченно смотрел на него, пытаясь сообразить, что нужно делать дальше.
— Молодой человек! — послышался из-за спины отвратительный визгливый голос. — Так и будем стоять и смотреть? Выбирайте товар и оплачивайте, не задерживайте очередь.
Сергей в ужасе обернулся: Гримо стоял подбоченившись и с таким выражением на лице, что захотелось провалиться сквозь пол. Старый актер преобразился настолько, что утратил все признаки мужчины и стал похож на усталую раздраженную женщину, хамоватую и ненавидящую всех покупателей, как нынешних, так и прошлых, и будущих.
— Как выбирать? — растерянно спросил Сергей.
