После своей победы теперь уже сами большевики посчитали возможным отплатить вчерашним притеснителям той же монетой. Большевикам их действия по ограничению свободы печати представлялись всего лишь временными мерами, рассчитанными на период обострения классовой борьбы для "пресечения потока грязи и клеветы" против "революционной армии". Но рабочие-печатники ситуацию понимали иначе. Во-первых, печатники в свободе слова видели одно из важнейших достижений всей революции. Во-вторых, ограничение этого права означало сокращение возможностей цехового самоуправления печатников, сужало сферу их трудовой деятельности. С бытовой же точки зрения, закрытие газет означало для рабочих печатною дела безработицу и голод. Печатники очень четко осознавали это. Поэтому лозунг однородного социалистического правительства приобретал для них дополнительный смысл.
Печатники, и раньше славившиеся своими прочными демократическими традициями, и теперь отказались выступать в роли статистов. Признавая, что остальные рабочие в основном действительно шли за большевиками, руководители союза горделиво заявляли, что печатники "в своем громадном большинстве чужды авантюристической политике заговорщиков". Печатники, так же как и железнодорожники, встретили наступления на их права серьезным сопротивлением. 30 октября правлением Петроградского союза рабочих печатного дела принимается специальная резолюция. В ней требовалось: немедленно прекратить братоубийственную бойню; восстановить свободу печати; заключить соглашение всех социалистических партий о власти. В случае невыполнения их требований печатники Петрограда грозились употребить все имеющиеся в их распоряжении средства для давления на противоборствующие стороны.
Не менее активны оказались и их московские собратья по цеху. В передовице органа московского союза "Печатник" на следующий день после петроградских событий утверждалось, что большевистская победа не есть еще победа рабочих. Автор передовицы, бывший первый председатель ВЦСПС М.Г. Гриневич, подчеркивал, что власть перешла в руки Советов лишь формально, а фактически она оказалась в руках узкой группы партийных функционеров. Позиция Гриневича вообще заслуживает особого внимания. Будучи избранным на III Всероссийской конференции профсоюзов председателем временного ВЦСПС, он встретил Октябрь резко враждебно и демонстративно сложил с себя свои полномочия. Им было направлено заявление в секретариат Московского совета профсоюзов. В этом документе Гриневич подчеркивал: "До Октябрьских дней я оставался в секретариате, но после Октябрьских дней на следующий день после бойни, которая была в Москве, я послал письмо Совету, в котором заявил, что в заговорческой организации, как деятель профессионального движения, принимать участия не буду и не принимал". Гриневич Октябрьскую революцию называл "разбойным нападением".
Не остались в стороне и рядовые члены союза. Уже 30 октября рабочими Сытинской типографии принимается резолюция против гражданской войны и за единство рабочих. В ней также звучало расхожее в те дни и знакомое из документов Викжеля требование "единого революционного фронта". Резолюция была одобрена большинством в 1000 голосов против 30. Против единовластия большевиков и за "единство всей революционной демократии" выступили в те дни и рабочие типографии Кушнарева. Здесь соответствующая резолюция была принята вообще единогласно. Эту позицию печатники отстаивали и потом.
Газета московских меньшевиков в то время писала: "Рабочие и служащие московских газет, оставаясь верными славным заветам и традициям рабочего класса и демократии, считают свободу печати элементарнейшим правом демократического государства, одним из основных завоеваний революции". Неслучайно поэтому руководство московских печатников не смирилось с создавшимся положением и тогда, когда первый кризис Советского правительства, казалось бы, близился к завершению. Оно по-прежнему настаивало на том, что именем рабочих "совершается величайший и позорнейший в истории обман", "отнимаются у русского народа… завоеванные им кровавыми жертвами политические свободы". Победу большевиков руководители московских печатников склонны были объяснять слабостью "самого рабочего движения, оторванностью верхушек его [организаций] от гущи рабочих масс, отсутствием традиций классового рабочего движения". Печатники продолжали настаивать, что поддержка прочими профсоюзами большевиков "в корне подрывает дальнейшее развитие профессионального движения". По их мнению, вера рабочих в большевизм уходила корнями в традиционную для России веру в добрую власть.
Непросто после Октября 1917 г. складывалась ситуация и во Всероссийском исполнительном комитете союза служащих и рабочих на водных путях. Она в значительной мере повторяла ситуацию в Исполкоме союза железнодорожников. Ее анализ многое проясняет в действиях и других профессиональных союзов, попытавшихся занять нейтральную позицию. 7 ноября 1917 г. состоялось первое его заседание после победы большевистской революции. Оно было посвящено исключительно последним политическим событиям. На этом заседании было одобрено воззвание "Всем окружным комитетам, делегатским съездам и советам и районным комитетам". В нем говорилось о том трагическом положении, в котором, по мнению Исполкома союза водников, оказалась страна. Руководство союза видело две причины сложившегося положения. Во-первых, речь шла о безответственной тактике "вождей петроградского большевизма", поднявших часть рабочих и солдат на мятеж за две недели до созыва Учредительного собрания за спиной большинства полномочных органов революционной демократии и социалистических партий. Во-вторых, столь же критически говорилось и о непримиримой позиции, занятой Комитетом спасения Родины и Революции.
Свои взгляды на будущее развитие революции водники готовы были отстаивать всеми имеющимися в их распоряжении средствами, включая самые действенные. В резолюции союза было заявлено: "если борющиеся стороны, забывая долг перед Родиной и Революцией", не прекратят гражданской войны, не проявят уступчивости для создания однородной социалистической власти", то Виквод "призовет всю революционную демократию на водных путях, всех рабочих и служащих к прекращению работ, чтобы вслед за ж[елезно] д[орожной] забастовкой последовала забастовка и на водных путях". В то же время, и это следует подчеркнуть, в документе выражалась уверенность в том, что на практике "до крайней меры дело не дойдет". Более того, центральный орган союза водников предостерег местные организации от вполне вероятных в те напряженные дни самочинных выступлений. В резолюции от 7 ноября в связи с этим специально разъяснялось: "До призыва Всероссийского комитета [союза служащих и рабочих на водных путях] к организованной забастовке вместе с ж[елезно] д[орожниками] работы на местах не должны прекращаться ни на секунду, рабочие и служащие должны работать со всем напряжением энергии. Всякое неорганизованное прекращение работ до призыва Комитета необходимо считать сепаратным выступлением, увеличивающим анархию и гибельным для страны и революции".
Понятно, что самостоятельность союза водников мало кому могла оказаться по вкусу. Точно так же, как и в случае с Викжелем, союз служащих и рабочих водного транспорта из-за своей буферной позиции оказался перед реальной угрозой раскола. Линия его Исполкома вызвала неудовольствие, как справа, так и слева. Что касается большевиков, то принимаемые водниками в этот период решения были расценены ими как нацеленные на саботаж советской власти. В связи с этим было заведено отдельное уголовное производство, направленное на выяснение характера деятельности Виквода. Жесткую позицию по отношению к руководству союза водников заняла и антибольшевистская оппозиция, подтверждением чему служит состоявшееся в дни кризиса общее собрание служащих Управления внутренних водных путей. Собрание заявило о своей готовности перехватить у Виквода инициативу в проведении акций протеста против захвата власти большевиками. Было решено: "Занятия во всех отделах и частях Управления прекратить". Исключение делалось только для тех административных подразделений, "работа коих непосредственно связана с обороной и продовольствием". Для руководства бастующими создавался Стачечный комитет. Подобные демарши не могли не сказаться на позиции, занимаемой Викводом по отношению к большевикам, заставляли его ужесточать свои претензии к новому руководству страны, в результате чего поле возможного компромисса с властью все более и более сокращалось.
