Строителем Оптиной пустыни считают архимандрита Моисея (Путилова). Ему помогал родной его младший брат, в монашестве принявший имя Антоний, также прославленный в сонме оптинских преподобных. Вся жизнь старца Моисея, чьими молитвами Оптина была вызвана из забвения, была единым самоотречением. Многим своим современникам и даже почитателям он казался юродивым. Наиболее заметны в нем были бесстрастие и щедрость. Его прозвали в Оптиной «великим гонителем на деньги». После его кончины не осталось ни личных вещей, ни денег. Только облачение, которое было на нем в день кончины, да гривенник, закатившийся в щель бюро. Келейник старца так и сказал: «Батюшка его не увидел, а то бы отдал».
В духовном пути старца Моисея можно различить ясно два периода. Первый — отшельничество в Рославльских лесах, и второй — Оптина пустынь. Путь к Оптиной пролегал через годы тяжелейших трудов. В начале монашеского пути Тимофею, будущему игумену Моисею, довелось встретиться с одной из самых загадочных личностей той эпохи — со старицей Досифеей. Подвизалась эта таинственная старица в Ивановском женском монастыре, была уже преклонном возрасте и жила весьма замкнуто. По общему мнению, это была Августа Тараканова, дочь Елизаветы Петровны, заточенная в монастырь Екатериной II. Ее почитали как мудрую старицу. После смерти Екатерины она даже стала понемногу принимать народ для духовного совета.
Святые врата Оптиной пустыни
Жизнь ее отличалась простотой и умеренностью, но особенное прилежание у нее было к молитве. Тимофей сподобился свидания со старицей Досифеей и духовного наставления. Впоследствии он писал ей письма, на которые даже получал ответы. Целиком сохранилось довольно большое письмо, написанное образным, тонким стилем, в котором старица поддерживает молодого подвижника в его намерении посвятить жизнь Богу и уговаривает придерживаться выбранного духовного наставника. В период отшельничества Тимофею, будущему игумену Моисею, пришлось выдержать сильнейшие испытания, достойные тех, которые выпадали на долю отцов-пустынни-ков времен Антония Великого, но только в более суровом и холодном климате, на более скудной земле.
Подвизался Тимофей под руководством старца Дорофея, средства к существованию добывал рукоделием или переписыванием богослужебных книг. Летом собирал грибы, ягоды и огородные овощи: возле кельи было несколько грядок, там сажали капусту и репу. Келью, в несколько комнат, подвижники выстроили сами, и Тимофей показал при этом отличные способности плотника. Подвижникам пришлось перетерпеть и разного рода лишения, и болезни, и даже нападение разбойников, едва не лишивших старца Дорофея жизни. Разбойники пришли в келью под видом странников, во время чтения Псалтыри.
Напали они внезапно и жестоко — были хорошо вооружены. Но Тимофей смог защитить своего духовного наставника — сердце его не оставляло молитву. Пребывание в Рославльских лесах пришлось на довольно трудное для страны время: Отечественная война и послевоенные годы. В начале 20-х от архиерея пришло указание рославльским пустынникам переселиться в скит при Оптиной пустыни.
Период пребывания в Оптиной для Моисея начался так же, как и период пустынножительства. Вместе с помощниками он рубил деревья, выкорчевывал пни, расчищал место для будущего строительства. Вскоре был составлен план скита, а в июне 1821 года утвержден Козельским владыкой. Строительство Иоанно-Предтеченского скита при Свято-Введенской Оптиной пустыни приобрело нечеловеческий размах и порой даже причудливые формы. Игумен Моисей благословил строительство, и даже сам принял участие в посадке кедров возле братских келий. Удивительно, но прихотливые растения прижились. Недоставало пищи и строительных материалов, а игумен заботился о цветнике, в котором росли бы французские розы. Но Господь так щедро наделил это место Своей Благодатью, что все недостатки восполнялись, а пожертвования приходили одно за другим. Обитель росла и хорошела. Ни церковное, ни епархиальное начальство особенного участия в судьбе обители не принимали. Игумен раздавал деньги направо и налево, часто переплачивая или как будто не замечая обмана торговцев, но плата работникам всегда выплачивалась вовремя.
Искреннему изумлению перед чудом воскрешения усопшей обители сопутствовал ропот. Абсолютное бескорыстие игумена и пугало, и восхищало. Человеческое сознание ослабевало, столкнувшись с силой Бога.
Из многочисленных чудес, происходивших во время постройки Оптиной пустыни, хочется вспомнить несколько особенно ярких. Вокруг Оптиной тогда обреталось множество сирот и детей из нищих семей. Все они ожидали пищи и подаяния. Игумен Моисей нашел для них работу: ловить кротов, которые портили цветники и огороды. Тогда в Оптиной каждая копейка была на счету. Эконом недоумевал, зачем батюшка назначил этим сорванцам еще и плату. Ведь сторожей оказалось довольно много. Однако игумен заступился за «помощников». Сказал, что они очень нужны обители.
Однажды к празднику батюшка велел закупить целый воз яблок «добрый крестьянин». Вскоре воз яблок нашелся. Его привез хитрый мужик, слышавший об игумене как о человеке простоватом и щедром. Но яблоки были другого сорта — антоновка. Старец, взглянув на воз, спросил только: «А что, действительно „добрый крестьянин“? — Добрый, батюшка, добрый!» — ответствовал продавец. «А не Антоном ли его зовут?» — вздохнул игумен. Крестьянин, сообразив, что обман раскрыт, повинился.
В другой раз торговец рыбой привез бочонок сельди, который уже вздулся. Выручка в то время у этого торговца была плохая, и этот испорченный бочонок выбрасывать не хотелось. Едва не со слезами уговаривал он старца купить у него «хорошую селедку». Рыба и правда была крупная. Игумен велел приобрести бочонок для себя, а потраченные деньги обещал возвратить эконому. Вечером старец велел приготовить себе одну селедку и подать к ней хрен. Так, с острой приправой, съел, в течение некоторого времени, весь бочонок. Не отравился и не заболел. А ведь несвежая рыба это яд.
Келейник старца рассказывал, что игумен порой, находясь один, громко смеялся. Как объяснить это смех, он не знал. Было мнение, что смех является признаком бесстрастия. Перед кончиной старец долго болел, у него на спине была глубокая язва. Но старец почти не прибегал к лечению.
Самым известным и любимым среди преподобных оптинских старцев стал Амвросий (Гренков). В миру его звали Михаил, он был учителем. Всю его жизнь можно было бы изобразить на фоне бесконечных народных толп, жаждущих духовной помощи, поддержки и утешения. «Как я на людях родился, так и живу», — говорил он, будучи уже старцем.
Старец порой рассказывал о своих детских проделках духовным чадам. Михаил был беспокойным ребенком: то спрячется, и его ищут, то подерется. В юности его считали яркой личностью, но он как-то не был уверен в правильности выбранного им пути. Он с детства удивительно слышал всякое Божие творение. Речь ручья он расшифровывал так: «Хвалите Бога, храните Бога».
