Связавшись с крейсером по радиотелефону, я переговорил с комфлотом, доложил ему, что в темноте пересадку подводников с „Касимова“ на „Волгу“ делать опасно, просил подождать до утра. Адмирал Лобов сообщил о том, что по донесению корабля радиотехнической разведки „Харитон Лаптев“ подводная лодка К-8 затонула утром 12 апреля при глубине 5000 метров. Прием уцелевших подводников с „Касимова“ разрешил производить с рассветом. Сказал также, что утром с „Мурманска“ на „Волгу“ переедут: член Военного совета флота вице-адмирал Сизов, заместитель начальника боевой подготовки ВМФ контр-адмирал Прокофьев, старший инспектор политуправления ВМФ контр-адмирал Носков и начальник особого отдела КГБ по Северному флоту контр-адмирал Шилин.
Мне и Зарембовскому комфлот приказал включиться в эту адмиральскую группу и до возвращения в Североморск произвести предварительный анализ обстоятельств и причин катастрофы.
…Всю ночь потратили на то, чтобы подготовить два баркаса „Волги“ к работе в штормовых условиях. Проверили двигатели, весла, уключины, наличие топлива, масла, пресной воды. Усилили расчеты баркасов опытными офицерами и матросами из состава экипажа Черненко. Добровольцем просился каждый второй. Доукомплектовали баркасы спасательными жилетами и кругами, швартовыми концами и кранцами, опорными крюками и выбросками, легководолазным снаряжением и портативными рациями.
К 6 утра в нашу точку подошел „Касимов“, а через полтора часа, когда окончательно рассвело, я приказал спустить баркасы и начать перевозку подводников. Ушел первый баркас, и все мы с трепетом наблюдали за перемещением этого утлого суденышка на крутой волне, а когда он от борта „Касимова“ отправился в обратный путь, то навстречу ему от „Волги“ отвалил второй.
Погода на пределе. Баркасы при подходе к кораблям подбрасывает метров на пять и норовит с размаху ударить о борт, но ловкие моряки сдерживают их опорными крюками и успевают (между двумя бросками) принять или подать к штормтрапу очередного подводника.
Поволноваться пришлось изрядно. Каждого человека поднимали поодиночке, обвязав подмышками удавкой страховочного конца. Три часа простоял я на верхней площадке трапа, пристегнувшись цепочкой к леерным рымам, однако операция, в конце концов, удачно завершилась, и все 72 спасенных подводника с К-8, так же как и 4 адмирала с „Мурманска“, оказались у меня на борту.
Подводников встречали врачи, осматривали и немедленно отправляли мыться, переодеваться и завтракать, а адмиралов я распределил по каютам и напоил горячим чаем.
Впрочем, состояние у всех оказалось сносным, поэтому адмиральская комиссия, оккупировав флагманский салон, без промедлений начала поочередный опрос принятых на борт.
Руководил этим процессом Федор Яковлевич Сизов. Подводников по одному приглашали в салон, усаживали в мягкое кресло у торца стола и просили рассказать все, что они помнят и знают. Слушали не перебивая. Потом задавали вопросы и, наконец, пересадив за отдельный столик и снабдив бумагой, просили изложить все в письменном виде.
Тем временем „Волга“, подняв и закрепив на палубе чудом уцелевшие баркасы, снялась с якоря и полным ходом направилась домой. Комфлот по радиотелефону поблагодарил за работу, пожелал счастливого плавания и сообщил, что „Мурманск“ с кораблями охранения уходит для действий по плану маневров „Океан“.
Лишь поздно вечером 16 апреля мы закончили сбор устных и письменных показаний оставшихся в живых членов экипажа К-8, за исключением, правда, капитана 1-го ранга Владимира Каширского, который оказался на борту „Харитона Лаптева“, куда перешел с лодки для того, чтобы, используя скрытую связь этого военного корабля, доложить в Главный штаб обстановку и обстоятельства аварии. Возвратиться на аварийную лодку Каширский не успел.
По мере продвижения „Волги“ на север погода постепенно улучшалась, волна утихала, пока не улеглась совсем, и родимое Баренцево море встретило нас полным штилем и оранжевым солнцем, бродящим неподалеку от горизонта.
К тому времени мне уже стало известно, что в Североморске находится адмирал флота Владимир Афанасьевич Касатонов, назначенный председателем государственной комиссии по расследованию причин и обстоятельств катастрофы К-8. Вместе с представителями науки и промышленности он ожидал прибытия уцелевшей части экипажа».
Вспоминает контр-адмирал в запасе А. С. Скворцов, бывший в 1970 году старшим помощником командира крейсера «Мурманск»: «В море мы вышли в самом начале апреля. Корабль выступал в роли флагмана Северного флота на начинающихся маневрах „Океан“. В ходе развертывания сил крейсер находился в районе острова Новая Земля. Находящийся на борту „Мурманска“ командующий флотом уже начал управление силами в своей оперативной зоне. И вдруг — шифровка от главнокомандующего из Москвы: „Широта… долгота… Немедленно начать движение полным ходом“. Что это значит? Во всяком случае, предполагаем что-то неприятное, задача, очевидно, будет поставлена позже. Приказ есть приказ. Дивизиону движения боевая готовность № 1. Шесть главных котлов на полную производительность. Обе машины вперед самый полный! Взревели турбины. Даем 28 узлов. Огромный крейсер дрожит как в лихорадке. Что случилось, остается только догадываться. Вскоре от адмирала Лобова узнаем, что потерпела аварию наша атомная лодка. Экипаж уже несколько суток борется за живучесть. Лодка в надводном положении, хода не имеет, реактор заглушен, в ряде отсеков пожар. Плохое начало. У всех нас настроение на нуле. Хочется быть там немедленно, оказать помощь, в которой нуждаются наши ребята-подводники. Но по воздуху не полетишь! Даже самым полным ходом, которым мы бежим, до встречи с аварийной лодкой около четырех суток. Мы уверены, что командованием ВМФ принимаются все меры к оказанию помощи, а если надо — к спасению экипажа, но легче от этого не становится. Сжигая по восемьсот тонн мазута в топках котлов, мы только единожды за четверо суток немного притормозили, пополняя топливо с танкера, и снова продолжили свой сумасшедший бег. Все это время экипаж почти не спал, все непрерывно находились на боевых постах. Ведь при таком режиме работы технических средств и механизмов могли случиться любые осложнения. Мы сделали все, что было в наших силах, но, к сожалению, прийти на помощь подводникам так и не успели. Подводная лодка затонула, когда нас отделяло от нее каких-то пятьдесят миль…
На месте гибели лодки провели траурный митинг. Не скрывали слез ни молодой матрос, ни командующий флотом…»
Через сутки в районе гибели «восьмерки» оставались лишь «Харитон Лаптев» с «Комсомольцем Литвы». Через некоторое время к ним подошел большой ракетный корабль «Бойкий». С «Лаптева» проводили ежечасные замеры радиации, брали пробы воздуха и воды на разных глубинах. Радиоактивный фон остался без изменений — экипаж К-8 до конца исполнил свой долг перед человечеством…
В течение трех суток, выстроившись в строй фронта, два корабля и судно беспрерывно утюжили место гибели атомохода в тщетной надежде обнаружить хоть что-то. В небе над ними кружили самолеты: наши Ту-95, американские «Орионы» и английские «Шеклтоны». Лишь 15 апреля по приказу из Москвы, приняв на борт капитана 1-го ранга Каширского, БРК «Бойкий» взял курс на Балтийск. Ушел по своему маршруту и «Комсомолец Литвы». На месте катастрофы остался лишь «Лаптев». Но и здесь не обошлось без сюрприза. Неподалеку от места трагедии «Бойкий» обнаружил неизвестную подводную лодку, которая, энергично маневрируя в глубине, стремилась прорваться в точку гибели К-8. Установив с подводной лодкой гидролокационный контакт, «Бойкий» в течение двух часов гнал ее впереди себя, а затем, дав самый полный ход, повернул на Балтийск. Командование военно-морского флота требовало доставить к ним как можно скорее капитана 1-го ранга Каширского для выяснения всех обстоятельств гибели атомной лодки.
