Условия испытания и закалки личного состава на выносливость были максимально приближены к боевым. Приходилось решать и задачи по увеличению длительности пребывания подводной лодки под водой. Ведь чем больше корабль мог находиться под водой, тем выше была его скрытность действия. Мы сделали пробное исследование по длительности пребывания лодки под водой, если вдруг регенерация выйдет из строя. По моим подсчетам, мы провели под водой около суток, а точнее, 23 часа с небольшим, и при этом «голодный» воздушный паек не помешал уверенно нести службу. Это в какой-то степени убедило в возможности несколько больше находиться под водой, чем указывала документация, в случае, когда это потребуется. Был еще один, несколько более решительный эксперимент. Я пошел на определенный риск, но до некоторой степени он был оправдан. Предельная глубина погружения корабля была 90 метров. Наша лодка в то время находилась в районе, где глубина была 500 метров. И я решил на этой глубине произвести погружение на максимально допустимую глубину, в 90 метров. Я не мог этого делать без разрешения начальства и соответствующей проверки комиссией самого корабля. Но этот эксперимент был необходим, чтобы иметь уверенность и в случае необходимости (при ремонте или обеспечении скрытности при боевых операциях) ложиться брюхом на грунт на глубине 90 метров. По кораблю была объявлена боевая тревога, все было предусмотрено — с точки зрения экстренного продувания цистерн главного балласта и вспомогательных цистерн другого назначения. Погружение происходило медленно, на ходу в 3 узла, не более. На подходе к 90 метрам раздался резкий интенсивный хлопок, как взрыв. Инстинктивно даю команду: «Полный ход на всплытие», а лодка продолжает проваливаться на глубину. Командую: «Самый полный вперед!» и «Продуть средние цистерны!». Произошла медленная эволюция к снижению темпов погружения. Нос как бы тонул. По глубиномеру он находился на глубине 100 метров. Корма же на 85 метрах, а мы в центральном посту: как раз на 90 метрах. Как потом выяснилось, причиной взрыва был отрыв части надстройки от интенсивно обжатого прочного корпуса. Командующий флотом за этот эксперимент с погружением объявил мне и выговор, и благодарность за то, что мы проявили смелость и разумный риск. Срок пребывания в море нашего корабля был уже 20 суток, и нам было приказано прибыть в определенное место, в 60 милях от базы.
Г. Н. Холостяков вылетел к нам на гидросамолете. Мы готовились к встрече и постарались быть бодрыми и подтянутыми, приготовили чудесный обед и для беседы собрались в дизельном отсеке. Все уверяли Г. Н. Холостякова о необходимости дальнейшего плавания и превышения заданной «щукам» автономности. Я лично убеждал командира дивизиона о возможности корабля и экипажа продолжать плавание и нести дальнейшую службу. Нам дали «добро», было получено также разрешение командующего флотом М. В. Викторова. Перед продолжением плавания у нас побывала еще и комиссия штаба флота под руководством флагманского инженера-механика. Все обошлось хорошо, и мы продолжали наш «стахановский» поход. Через 30 суток плавания подводной лодки мы получили радиограмму: «Отважным подводникам-стахановцам — Ура! Викторов».
Мы побывали вдали от наших берегов, на многие сотни миль удалились в Японском и Охотском морях от берега. За весь поход мы прошли 3022,3 мили (из них 315,6 мили под водой) и пробыли под водой 340 часов 35 минут.
Автономность была превышена в два раза и составила 40 суток, хотели продлить срок пребывания в море еще на 5 суток, но нам было приказано возвратиться в базу. Уходили мы в море 11 января, на сопках лежал снег, а по возвращению, 20 февраля 1936 года берег бухты Золотой Рог уже покрывался зеленой скатертью травы, ярко светило весеннее солнце, все жители Владивостока ходили в летних платьях. Экипаж Щ-117 полностью выполнил возложенные на него задачи, справился со всеми трудностями, возникающими при плавании. Высокая организованность и сплоченность, дисциплина и взаимовыручка позволили личному составу Щ-117 успешно завершить поход корабля в суровых зимних условиях и доказать, что в серийной «щуке» есть еще много возможностей. За нашим экипажем совершили длительные автономные плавания, превышающие наши 40 суток, подводные лодки Щ-122 под командованием Александра Бука и Щ-123 (командир И. М. Зайдулин) и другие «щуки». Все это, начиная с нашей Щ-117, подтвердило необходимость внести в техническую документацию по «щукам» многие улучшения, способствующие повышению их боеспособности. Конструкторы официально установили для всех «щук» автономность — 40 суток.
Свой первый орден я получил 23 декабря 1935 года. Это был орден Ленина. Вместе со мной его получила большая группа офицеров и краснофлотцев. Среди них был командующий флотом флагман 1-го ранга М И. Викторов, командиры дивизионов П. Н. Васюнин, А. Т. Заостровцев, Г. Н. Холостяков, командиры подводных лодок И. И. Байков, Н. И. Виноградов, М. И. Гаджиев, С. Е. Чурсин и многие другие. Флот на Тихом океане окреп и приобретал высокую боеготовность и организованность. Постановлением ЦИК Союза ССР от 3 апреля 1936 года я, как командир Щ-117, и военком были награждены орденом «Красной звезды», а остальные члены экипажа — орденом «Знак Почета».
Наша Щ-117 стала первым в истории флота Советского Союза кораблем с полностью орденоносным экипажем. Вот их фамилии, расположенные так, как было в Постановлении ЦИК Союза СССР: Лавриненко М. П., Бебеев А. Н., Константинов Г. Р., Манышкин В. И., Кружалов С. С., Шаранов П. Н., Коршунов М. С., Горбинов Д. Г., Столяров И. И., Ракитин И. П., Смирнов Н. П., Тимофеев В. Е., Воробьев В. А., Горский Г. Е., Котухов М. П., Армантосов А. А., Кондрашев В. Д., Панкретов А. В., Карпов А. И., Дозморов М. А., Сивков Н. Т., Романовский Н. Е., Тропин Н. В., Кононов В. Д.
Вот те товарищи, друзья и сослуживцы, с которыми мы совместно решали поставленные перед нами задачи и создавали подводный флот на Тихом океане.
Сейчас в моей гостиной висит портрет нашей подводной лодки Щ-117. Интересна ее судьба. По новой классификации кораблей ВМФ в 50-х годах она получила наименование С-117. Военно-морской флаг на Щ-117 был поднят 28 января 1935 г., она входила в состав дивизиона, которым командовал Г. Н. Холостяков, а С-117 в 50-х годах входила в состав вновь образованного 7-го ВМФ, имевшего своей главной базой Совгавань. Небезынтересно, что командующим этим флотом стал вице-адмирал Г. Н. Холостяков, судьба которого включала в себя много неожиданностей. Страшное время борьбы с «врагами народа», а на самом деле с талантливыми и инициативными людьми, привела в 1938 г. к аресту Г. Н. Холостякова. После освобождения в 1940 году при помощи наркома Н. Г. Кузнецова, он стал командующим 7-м ВМФ.
В 1952 г. из-за гибели С-117 со всем личным составом Г. Н. Холостякова вызвали в Москву, и Берия не посадил его, т. к. И. В. Сталин велел не трогать командование и руководство флотом. Георгий Николаевич Холостяков погиб от рук подонков, польстившихся на его боевые награды в 70-е годы. Трагична смерть Г. Н. Холостякова, трагична и гибель С-117 в 1952 году с 52 членами экипажа, причины которой до сих пор точно не установлены. Существует какая-то странная связь между гибелью подводных лодок типа «щука» (однотипных с С-117) в Великой Отечественной войне. Гибель наших лодок происходила при встречах с неприятельскими подводными лодками. Может быть, и гибель С-117 могла произойти от столкновения в подводном положении с американской подводной лодкой в Тихом океане. Ведь шла корейская война и американские подводные лодки находились в том районе.
