Комната оказалась угловой, с видом на рейд.
— Вы, вероятно, пожелаете сейчас разобрать свои вещи. Я зайду через несколько минут.
— Да, да, пожалуйста. Заходите через четверть часа. Я бы хотел сегодня же утром представиться командующему флотом.
Через четверть часа, одетый в парадную форму, агент вместе с Чириковым спускались по Графской пристани, где их ожидал присланный с „Георгия“ мотор.
Так как у командующего шло заседание флагманов и капитанов, начальник штаба вице-адмирал А.Г. Покровский пригласил агента в свой кабинет.
Разговор завязался вокруг вопросов войны. Агент интересовался последними известиями Ставки…
На стене каюты висела, застекленная в рамке, генеральная карга Черного моря с нанесенными на ней курсами походов бригады крейсеров за все время войны — подарок адмиралу, только что откомандовавшему бригадой. Красиво вычерченные, с обозначенными в минутах и секундах боевыми эпизодами, крейсерствами и сражениями пути, как железные дороги к Московскому узлу, сходились у Босфора. Взгляд агента остановился на ней. Адмирал заметил и пояснил агенту историю карты. Тот встал, чтобы поближе рассмотреть. Подошел к карте и вдруг плашмя хлопнулся о палубу.
Адмирал с Чириковым вскочили. Агент лежал в глубочайшем обмороке.
— Воды! Скорее воды! — крикнул адмирал.
Но не было никакой возможности процедить ее сквозь стиснутые зубы…
— Доктора!..
Послышался шум отодвигаемых стульев — заседание флагманов и капитанов окончилось… Начальник штаба поспешил доложить командующему о случившемся.
Адмирал Эбергард тотчас же направился к агенту. Тот пришел в себя и, увидев входящего адмирала, приподнялся на диване.
— Вы, вероятно, переутомились? Вам нужно отдохнуть. Не беспокойте сегодня агента, — обратился адмирал к лейтенанту Чирикову.
И, выразив свое сочувствие и пожелание, удалился к себе…
Сконфуженный агент в сопровождении Чирикова вернулся в гостиницу.
— Итак, сегодня я вас беспокоить не буду, а зайду завтра. Мой адрес и на всякий случай адрес доктора я оставлю у швейцара.
— Благодарю вас! Я действительно плохо себя чувствую и сейчас лягу. Итак, до завтра…
Отдав все необходимые распоряжения швейцару, Чириков ушел.
Прошло часа три. Вдруг какое-то неодолимое беспокойство охватило его. Что-то подмывало пойти навестить агента. Это чувство настолько было сильно, что преодолевало опасение быть навязчивым и обеспокоить больного человека. Чириков пошел… Задумавшись, пересек пустынную в это время дня, залитую солнцем Нахимовскую площадь и вошел в вестибюль.
— Ну что, как агент?
Швейцар доложил, что агент у себя, не звонил и ничего не требовал.
Чириков поднялся к нему. Постучал.
— Войдите!
Вошел и… остановился.
Словно ток прошел между ним и агентом. Молниеносная тень. Нервное движение… В шелковом кимоно агент сидел за письменным столом. Он не ожидал Чирикова. Но тотчас же встал, протянул руку и любезным голосом предложил сесть. На столе лежали прикрытые папкой бумаги и раскрытая книга гравюр и чертежей судов иностранных флотов.
После вступительных слов о здоровье и проч. агент поинтересовался узнать, где служит Чириков. Оживился, когда узнал, что он служит на подводных лодках, и, задав ряд незначительных вопросов, спросил о „Крабе“.
Лейтенант ждал этого вопроса и приготовился к нему.
— „Краб“ сейчас в капитальнейшем ремонте и почти весь разобран.
В дверь постучали. Вновь та же, едва уловимая тень скользнула по лицу агента.
— Войдите!
Вошел грум.
— Те двое людей, которые спрашивали вас, ушли.
— A-а… Хорошо! — странно блеснув глазами, ответил агент, и непроницаемая маска любезного выражения снова покрыла его лицо.
Бесстрастным, холодно-корректным осталось лицо и его собеседника. Продолжая прерванный разговор, он вдруг, только теперь, как это часто бывает, ясно вспомнил то, на что тогда не обратил внимания. Подобно тому, как вошедший в комнату человек не замечает иногда какого-нибудь предмета и вспоминает, что видел его, лишь тогда, когда кто-нибудь спросит о нем.
Чириков отчетливо вспомнил, что когда он несколько минут назад входил в вестибюль, у подъезда стояли два человека: один — в кожаной куртке, другой — в чем-то синем.
Попрощавшись с агентом и условившись о завтрашнем дне, Чириков спускался по лестнице… Рой мыслей, подозрений и предчувствий охватил его.
„Но кто же эти люди?! Почему приходили они? Откуда их знает агент? Ведь он никогда не бывал в Севастополе и никого здесь не знает… Я же все время был с ним… Странно! И почему он отказался от комнаты в Собрании? Почему непременно захотел „Киста“? Стало быть, здесь было назначено тайное свидание и эти люди были заранее оповещены о его приезде… А этот внезапный обморок… Симуляция? Желание на сегодня отделаться от меня… Нет! Тут что-то неладно… И наконец, эти секретные бумаги… Это недоверие и подозрительность англичан нашего штаба, кавказской армии…“
Чириков спустился в вестибюль.
— Скажите, швейцар, никто тут не спрашивал морского агента?
— Никак нет, никто.
— А эти двое, которые тут стояли?
— Нет, никто не спрашивал, — как будто несколько замялся швейцар.
Лейтенант подозрительно взглянул на него. Слухи о том, что швейцар — германский шпион, почему-то вдруг вспомнились ему.
— Позовите мне того грума, который только что при мне входил с докладом к агенту.
— Я не знаю, какой такой грум.
Повышенным тоном лейтенант подтвердил приказание. Швейцар неохотно исполнил его… По лестнице сбежал грум.
— Кто эти люди, которые приходили к агенту?
— Никто не приходил.
— Как никто не приходил, когда ты сам при мне докладывал ему.
— Я… я… не знаю… Я… не докладывал…
— Ах, негодяй! Ты мне еще врать будешь. Ведь при мне же ты докладывал агенту.
— Ничего не знаю… Я ничего не знаю, — с испугом смотря на швейцара, залепетал мальчуган.
Но лейтенант упорно продолжал допрос. Швейцар — словно воды в рот набрал… Наконец мальчик признался, что какие-то двое людей действительно заходили к японцу.
Чириков немедленно отправился в штаб командующего флотом, прямо в кабинет флаг-капитана оперативной части.
— Разрешите задать вопрос? Японский агент находится ли под наблюдением?
— А что?
Лейтенант рассказал все, только что изложенное, и свои подозрения.
— Мы этого не знали… Очень хорошо, что вы немедленно сообщили нам. За агентом установлено тайное наблюдение, но мы еще усилим его…
