Если кто не знает, в первой половине XIX столетия спички были опасные. В них использовался белый фосфор, который был очень горюч. К тому же наносили фосфор и на спичечную коробку и на головки спичек. Двойная опасность!
Да и даже не двойная – тройная, ведь белый фосфор был еще и ядовит. Спичками, бывало, травились, как это пытался сделать герой «Детства Темы» известного писателя Гарина-Михайловского:
«Он злорадно остановил глаза на коробке спичек и подумал, что такая смерть была бы очень хороша, потому что будет не сразу и он успеет еще насладиться чувством удовлетворенного торжества при виде горя отца и матери. Он занялся вопросом, сколько надо принять спичек, чтоб покончить с собой. Всю коробку? Это, пожалуй, будет слишком много, он быстро умрет, а ему хотелось бы подольше полюбоваться. Половину? Тоже, пожалуй, много. Тема остановился почему-то на двадцати головках... Он протянул руку к спичкам, отобрал горсть их и начал потихоньку, держа руки под столом, осторожно обламывать головки. Он делал это очень осторожно, зная, что спичка может вспыхнуть в руке...».
Тема остался жив: его необдуманный порыв заметили домашние. Но опасность осталась. Первым, кто справился с ней, был швед Лундстрем: в 1855 году он начал производство безопасных спичек. Там белый фосфор был заменен красным, не ядовитым, да и наносить его стали только на коробки. Такая спичка уже не могла отравить или зажечься случайно!
Долго, долго Россия ввозила безопасные «шведские» спички из-за границы. Но вот два десятилетия спустя в Скандинавию отправился предприимчивый торговец спичками Василий Андреевич Лапшин. Как и где он закидывал там удочки, но результат известен: из Швеции Лапшин вернулся с рецептом изготовления безопасных спичек. И открыл в своем родном селе Хотитово спичечную фабрику.
А дальше дело пошло семимильными шагами. Если вначале лапшинское производство выдавало на-гора 18 тысяч коробок в день, то в начале XX столетия эта цифра дошла уже до отметки в три миллиона коробок! Оно и неудивительно, ведь лапшинские безопасные спички были куда дешевле привозных. А за качеством Василий Андреевич следил не хуже шведов. Спички Лапшина поставлялись в Китай, были удостоены наград на выставках в Амстердаме, Антверпене, Чикаго, Париже, Стокгольме...
Росло производство, росли и доходы. Бывший крестьянин стал купцом 1-й гильдии, хозяином не только спичечного производства, но и многочисленных спичечных лавок в Петербурге и в провинции. И домовладельцем: как раз в пору своего успеха Лапшин приобрел дом на углу Николаевской улицы и Невского проспекта. Здесь он и прожил свои последние годы – вместе с горячо любимой дочерью Ираидой. В ее честь он даже назвал свою фабрику: «Ираида».
...Не только для Маршака спички Лапшина был одним из символов дореволюционной России. Вспоминал о них и поэт Николай Агнивцев – в 1920-е годы, находясь в эмиграции:
Как вздрогнул мозг, как сердце сжалось.
Весь день без слов, вся ночь без сна!
Сегодня в руки мне попалась
Коробка спичек Лапшина...
Ах, сердце – раб былых привычек!
И перед ним виденьем, вдруг,
Из маленькой коробки спичек
Встал весь гигантский Петербург...
СТАНЦИЯ МЕТРО «НИКОЛАЕВСКАЯ УЛИЦА»
И еще одна страница истории дома № 1.
В самом начале XX века в Петербурге обсуждались многочисленные проекты городского метро. В числе энтузиастов нового вида транспорта был инженер Генрих Гиршсон. Он подходил к делу весьма серьезно: изучал грунты, вычислял экономическую целесообразность проекта, тщательно обдумывал техническую сторону вопроса.
А осенью 1901 года Гиршсон предложил городским властям проложить подземную линию под Невским проспектом, от Адмиралтейства до Знаменской площади. Он был уверен, что «существующее по Невскому проспекту движение... медленно, неудобно и стесняет движение».
Какой виделась ему дорога? Конечные станции, несколько промежуточных – в том числе на углу Николаевской улицы. Над станциями – стеклянные павильоны с уходящими вниз винтовыми лестницами. Саму трассу Генрих Антонович собирался заключить в бетонную трубу квадратного сечения, а поезда предлагал сделать недлинными: «двигательный вагон» и два-три пассажирских...
Впрочем, метрополитен под Невским тогда не состоялся, как не состоялись и другие похожие проекты. Наверное, они были просто несвоевременны...
Станция метро здесь появилась только в 1960-е годы. Тогда вовсю шло строительство новой линии ленинградского метро – Невско-Василеостровской. Наземный вестибюль одной из ключевых станций было решено разместить на углу Невского и улицы Марата. Интересно, знали ли строители о проекте Гиршсона?
В советское время работы велись на широкую ногу. Дом № 1 расселили, работавшую тут столовую 1-го разряда закрыли, наземный вестибюль встроили в первый этаж. Открытие новой линии состоялось в ноябре 1967 года, а станцию в доме № 1 назвали «Маяковской» – по близлежащей улице Маяковского. Можно лишь догадываться, почему не «Маратовской». Наверное, из патриотических соображений...
Ну а после того, как станция открылась, власти стали думать о судьбе расселенного здания. Благо никаких серьезных осадок и трещин оно не дало: строители поработали на славу. В итоге решили вернуть сюда общепит, да не просто вернуть – вывести его на новый уровень. В самом начале 1974 года в доме № 1 открылся ресторан «Невский» – огромный, на четырех этажах, по тому времени необычайно ярко оформленный.
Ресторан властвовал в здании до начала XXI века, когда пришла новая эпоха: после капитальной реконструкции здания холдингом «Адамант» здесь разместился торговый центр «Невский атриум». Открытие его состоялось в конце 2006 года; впрочем, и ресторану тоже нашлось место в новом ТЦ – на пятом его этаже.
ДОМ № 3
ЦЕНА УДАРА – ШЕСТНАДЦАТЬ РУБЛЕЙ
Это событие, случившееся в 1879 году, Анна Григорьевна Достоевская описывала так:
«Около двадцатых чисел марта с мужем произошел неприятный случай, который мог иметь печальные последствия. Когда Федор Михайлович, по обыкновению, совершал свою предобеденную прогулку, его на Николаевской улице нагнал какой-то пьяный человек, который ударил его по затылку с такою силой, что муж упал на мостовую и расшиб себе лицо в кровь. Мигом собралась толпа, явился городовой, и пьяного повели в участок, а мужа пригласили пойти туда же. В участке Федор Михайлович просил полицейского офицера отпустить его обидчика, так как он его "прощает". Тот пообещал, но так как назавтра о "нападении" появилось в газетах, то, ввиду литературного имени потерпевшего, составленный полицией протокол был передан на рассмотрение мирового судьи 13-го участка, г-на Трофимова. Недели через три Федор Михайлович был вызван на суд».
Камера мирового судьи Трофимова находилась тогда на углу Николаевской и Стремянной улиц. Сегодня на этом участке (№ 3/22) стоят разные по облику здания; разумеется, во времена Достоевского они выглядели иначе. Хотя бы потому, что эффектная угловая часть дома была возведена в 1881 – 1882 годах, уже после кончины писателя...
