Книга Улица Марата и окрестности, страница 45. Автор книги Дмитрий Шерих

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Улица Марата и окрестности»

Cтраница 45

Улица Марата и окрестности

Дом № 59


Неистовый Игнациус – это Игнатий Потапенко, весьма популярный в те времена беллетрист и драматург. Он был человеком общительным и жизнерадостным. Чехов называл его в начале знакомства «богом скуки», но потом писал Суворину: «Он легкомысленный и нудный хохол, но, кажется, не лгун. Выражение "бог скуки" беру назад... Не говоря уж об остальном прочем, Потапенко очень мило поет и играет на скрипке. Мне с ним было очень нескучно...».

Хорошее дополнение к этим словам – отзыв о Потапенко Владимира Ивановича Немировича-Данченко: «Он был очень общителен, обладал на редкость приятным, метким, трезвым умом, заражал и радовал постоянным оптимизмом. Очень недурно пел. Писал много, быстро; оценивал то, что писал, невысоко, сам острил над своими произведениями. Жил расточительно, был искренен, прост, слабоволен; к Чехову относился любовно и с полным признанием его преимущества. Женщины его очень любили. Больше всего потому, что он сам любил их и – главное – умел любить».


Улица Марата и окрестности

Дом № 61


Дружба Чехова с Потапенко продолжалась много лет. Ей не помещала даже история с Ликой Мизиновой, которая вполне могла бы развести писателей по разным углам.

Знатоки чеховской биографии знают имя этой девушки. Вот как описывает ее писательница Татьяна Щепкина-Куперник: «Лика была девушка необыкновенной красоты. Настоящая "Царевна-Лебедь" из русских сказок. Ее пепельные вьющиеся волосы, чудесные серые глаза под "соболиными" бровями, необычайная женственность и мягкость и неуловимое очарование в соединении с полным отсутствием ломанья и почти суровой простотой – делали ее обаятельной... На нее оборачивались на улице и засматривались в театре».

С Чеховым у Мизиновой был долгий платонический роман, который изрядно помучил обоих, да так ничем и не закончился. И в какой-то момент взоры Лики обратились на неистового Потапенко. С Игнатием Николаевичем – несмотря на то, что он был женат – все получилось легче и проще. Бурный роман, потом совместный отъезд в Париж: будущность казалась замечательной. Но отрезвление наступило быстро. Лика писала письма Чехову, думала о смерти...

Результатом романа Мизиновой с Потапенко стало рождение дочери Христины, которая прожила всего два года. А другим результатом – пьеса «Чайка», в которой слышны отголоски этой истории.

Владимир Иванович Немирович-Данченко так писал о «Чайке» и Потапенко: «Многие думали, что Тригорин в "Чайке" автобиографичен. И Толстой где-то сказал так. Я же никогда не мог отделаться от мысли, что моделью для Тригорина скорее всех был именно Потапенко.

Нина Заречная дарит Тригорину медальон, в котором вырезана фраза из какой-то повести Тригорина: "Если тебе понадобится моя жизнь, приди и возьми ее".

Эта фраза из повести самого же Чехова, и дышит она самоотверженностью и простотой, свойственной чеховским девушкам. Это давало повод ассимилировать Тригорина с самим автором. Но это случайность. Может быть, Чехов полюбил это сильное и нежное выражение женской преданности и хотел повторить его.

Для характеристики Тригорина ценнее его отношение к женщинам, а оно не похоже на Антона Павловича и ближе к образу Потапенко.

Вообще же это, конечно, ни тот, ни другой, а и тот, и другой, и третий, и десятый».

Запомним фразу о случайности: к ней мы еще вернемся в нашей прогулке. А пока завершим рассказ о Потапенко. Жил он на Николаевской улице недолго, но в переписке Чехова этот адрес упоминается не раз. Да и сам Антон Павлович многократно бывал у Потапенко на Николаевской – в ту уже пору, когда роман «Игнациуса» с Ликой Мизиновой завершился...

ДОМ № 63
ОСОБНЯК ПРЕДПРИИМЧИВОГО САКСОНЦА

Затейливый дом № 63 сразу бросается в глаза. Этакая игрушка, барский особнячок – особенно на фоне скучноватой окружающей застройки.


Улица Марата и окрестности

Дом № 63


Это и есть особняк. Принадлежал он уроженцу Саксонии Курту Зигелю, известному в столице инженеру и предпринимателю. Вообще-то во владении Курта Богдановича находился обширный участок между Николаевской и Ямской улицами – и весь этот участок был по его заказу застроен. Производственные корпуса завода «К.Б. Зигель», складские помещения, особняк. Большую часть работ осуществил известный архитектор Иероним Китнер.


Улица Марата и окрестности

Проект дома Зигеля


Предприятие Зигеля открылось в столице еще в 1877 году. Занялся тогда саксонец оборудованием для подачи воды и газа, устраивал вентиляцию и изготавливал «механические прачешные». Поработать ему пришлось немало, и не только в Петербурге. В Екатеринодаре, например, Зигель построил первую водопроводную станцию.

А Санкт-Петербург обязан Зигелю одной из своих достопримечательностей. И хотя находится она не на улице Марата, умолчать о ней нельзя. Вход на зигелевское предприятие со стороны Ямской улицы (ныне, напомню, улица Достоевского) с начала XX века украшают два симпатичных бронзовых медведя. Оба Топтыгиных стоят на задних лапах и обнимают при этом дубовые стволы...

В 1917 году завод Зигеля был национализирован; в середине XX века предприятие перешло на выпуск приборов и систем времени. Теперь оно называется «Хронотрон».

ДОМ № 65
ДО И ПОСЛЕ ГУМИЛЕВА

Поэты Владислав Ходасевич и Николай Гумилев познакомились в Петрограде осенью 1918 года. Оба слышали друг о друге давно и много, а потому Гумилев пригласил коллегу к себе в гости. Ходасевич запечатлел в своих мемуарах детали визита: «Он меня пригласил к себе и встретил так, словно это было свидание двух монархов. В его торжественной учтивости было нечто столь неестественное, что сперва я подумал – не шутит ли он? Пришлось, однако, и мне взять примерно такой же тон: всякий другой был бы фамильярностью. В опустелом, голодном, пропахшем воблою Петербурге, оба голодные, исхудалые, в истрепанных пиджаках и дырявых штиблетах, среди нетопленного и неубранного кабинета, сидели мы и беседовали с непомерною важностью. Памятуя, что я москвич, Гумилев счел нужным предложить мне чаю, но сделал это таким неуверенным голосом (сахару, вероятно, не было), что я отказался и тем, кажется, вывел его из затруднения. Меж тем, обстановка его кабинета все более привлекала мое внимание. Письменный стол, трехстворчатый книжный шкаф, высокие зеркала в простенках, кресла и прочее – все мне было знакомо до чрезвычайности. Наконец, я спросил осторожно, давно ли он живет в этой квартире.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация