Хроника смертных казней в XVIII столетии — как петровского времени, так и более позднего — полна событий не только значимых, привлекавших широкое внимание, но и куда более проходных. Вот, скажем, расстрига Степан Выморков: многие ли знают хоть что-нибудь об этом человеке, обвинявшемся в распространении «непристойных слов» про императора Петра Алексеевича и поплатившемся за это жизнью? Историк Михаил Иванович Семевский, конечно, написал в свое время увлекательное исследование жизни и судьбы Выморкова, но и это сочинение многим ли знакомо?
Впрочем, нас в жизни расстриги интересует лишь одно: финал. Печальный, как и почти все финалы в этой книге. Когда вина Выморкова была установлена, приговор вынесли суровый и в полной мере отражающий нравы тех времен: «Учинить ему, Выморкову, смертную казнь: отсечь голову в С. — Петербурге, с объявлением ему той его вины, и по экзекуции тое его голову, положа в спирт, отправить с нарочным гвардии сержантом в Тамбов, велеть там в городе сделать каменный столб, где пристойно поставить тое голову на железной спице; а туловище его, Выморкова, зарыть здесь в землю, и о том, куды надлежит писать, а посланному дать инструкцию, и о винах Выморкова сочинить лист, и послать с помянутым сержантом, велеть оный прибить к столбу, где Выморкова голова будет».
14 августа 1725 года на Съестном/Сытном рынке «у столба, в присутствии небольшой команды гвардейских солдат, неизменного свидетеля казней — секретаря Тайной канцелярии Ивана Топильского и толпы народа» была совершена экзекуция. Ну а дальше все пошло строго по приговору: голову заспиртовали и отвезли в Тамбов, где «в торговый день, в присутствии властей и при многих людях, голова Выморкова «с публикою», с барабанным боем на спицу воткнута, и лист о винах Выморкова при той оказии прочтен и прибит крепко к тому столбу, впредь для всенародного ведения, и поставлены у того столба для караулу солдаты».
Схожая посмертная судьба ждала еще одного казненного в 1725 году — некоего Александра Семикова, прослужившего не один год в гренадерах, а после кончины Петра I объявившего себя вдруг царевичем Алексеем. Действия разворачивались около местечка Почеп (нынешняя Брянская область); как писал позже мемуарист, явно знакомый с местными преданиями, самозванец «прибыл туда с некоторым числом вооруженных гренадеров, хорошо одет и с пышною услугою, называл себя царевичем Алексеем Петровичем, рассказывал о чудном своем избавлении и что, будучи послушным сыном, бояся Бога и, не желая нанести во время царствования своего отца бедствия России, он скрывался до сего времени, но теперь, почитая себя законным наследником престола, едет в Москву принять царство своих предков».
К самозванцам на Руси всегда было отношение особое: народ волновался, но еще больше волновалась власть. Экс-гренадер был взят под стражу, весной 1725 года его доставили в Москву, где «оной вор самозванец Семиков в своем воровском намерении в роспросах и с розысков винился». Казнь состоялась в Петербурге, где 22 ноября 1725 года Семикову отрубили голову.
И снова знакомое: велено было голову «поставить на публичном месте на коле и прибить вину, какова прислана при оном указе, а по времени сделать каменной столп, и на нём поставить оную голову на железной спице и, написав вину на жестяном листу, прибить к тому столбу». Все так и исполнили: уже в декабре деревянный столб стоял в Почепе, а по весне его сменил каменный. Столетие спустя местный летописец сообщал, что «столп сей существует до сего времени и находится на площади, недалеко от Преображенской церкви».
Больше, ясное дело, волнений и бунтов в Почепе не случалось.
Не о каждом казненном можно найти хоть сколько-нибудь существенные сведения. Вот история, известная только благодаря записи в дневнике Петра Даниловича Апостола от 15 февраля 1726 года: «Отправился смотреть экзекуцию, производившуюся на той стороне реки. Сначала наказывали кошками на эшафоте пятерых лиц, потом парня и девку; по окончании этого повесили слугу и отрубили голову его господину, поручику (lieutenant) Безобразову за то, что тот приказал своему слуге утопить ямщика, чтобы завладеть его лошадью, стоившею около 14р.; слуга сделал это».
Про дело поручика Безобразова, окончившего жизнь на Троицкой площади, не найдешь сведений даже в самых пространных трудах по истории XVIII столетия.
Петру Даниловичу, можно сказать, повезло (если такое можно назвать везением): он успел лицезреть не только казнь, но и находившиеся на кольях головы прежних казненных. Спустя всего год с небольшим столь ошеломляющих впечатлений он бы уже не получил. В мае 1727 года на престол вступил император Петр II, а уже 10 июля Верховный тайный совет специальным протоколом оформил историческое решение:
«1727 г. Июля в 10 день, Его Императорское Величество указал которые столбы в С. -Петербурге и в Москве внутри городов на площадях каменные сделаны и на них также и на кольях винных людей тела и головы потыканы, те все столбы разобрать до основания, а тела и взоткнутые головы снять и похоронить».
Журнал того же Верховного тайного совета помогает прояснить мысль юного монарха:
«…понеже рассуждается, что не надлежит быть в резиденции в городе таким столбам, но вне города. А строены они и на них головы были взоткнуты по причине, что те персоны касались к измене против Его Императорского Величества блаженныя и вечно достойные памяти».
Отметим нюанс: внутри столичных городов ставить такие столбы запретили, но остальной территории России новая норма не коснулась. В провинции обычай «втыкать» головы существовал еще многие годы: власть считала, видимо, что эта мера устрашения приносит больше пользы, чем вреда.
Доподлинно неизвестно, были ли к лету 1727 года сняты со столбы головы Авраама Лопухина, Алексея Нестерова и других наших героев, но если не были, то уж этим летом они обрели наконец свое последнее пристанище в земле.
Глава 6
«Во времена императрицы Анны по приказу Бирона казнили более 30 тысяч человек». Расправы над еретиками. «По объявлении оному Жолобову о всех его винах, при публике смертью он казнен». Стойкость русского человека перед лицом неизбежного. «Обоих казнить смертью сжечь». Дело табынского казака Исаева. Приговор Артемию Петровичу Волынскому и его соратникам.
И снова у нас на пути царствование Анны Иоанновны, которое и в XVIII столетии пользовалось репутацией не самой доброй. Неслучайно в 1787 году оказавшийся в Петербурге латиноамериканец (ныне национальный герой Республики Венесуэла) Франсиско де Миранда записал: «Ужинали с господином Бецким, и он, помимо прочего, рассказал, что в крепости, находившейся прямо перед нами, во времена императрицы Анны по приказу Бирона казнили более 30 тысяч человек, что подтвердил мне и граф Миних, человек разумный и наблюдательный. Каким же колоссом надо быть, чтобы вынести подобные удары и все-таки остаться жить!»
Понятно восклицание Миранды, но ясен и масштаб преувеличения: разумеется, ни о каких десятках тысяч казенных в Петропавловской крепости речи быть не могло. Даже 1737 год, читателю уже знакомый, подобных масштабов кровопролития не демонстрировал.