Для того чтобы восстановить мир в империи, новый монарх в мае 451 г. от собственного имени и от имени западного коллеги созвал общий собор, но не в Италии, а в Никее, отчасти для того, чтобы лучше его контролировать, отчасти — чтобы подкрепить его авторитет воспоминаниями о Первом вселенском соборе. Митрополитам был адресован следующий эдикт:
То, что касается истинной веры и ортодоксальной религии, следует предпочитать всему остальному. Ибо благосклонность Бога к нам обеспечивает процветание нашей империи. Посему, так как сейчас возникли сомнения по поводу истиной веры, что видно из посланий Льва, святейшего архиепископа Римского, мы постановили созвать священный собор в Никее, Вифиния, чтобы подтвердить все истины всеобщим согласием и открыто и просто провозгласить истинную веру, чтобы в будущем не было никаких сомнений и расколов из‑за нее. Итак, ваше святейшество должны, вместе с подобающим количеством мудрых и ортодоксальных епископов из числа ваших викариев, явиться в Никею к первому сентября. Мы сами также, несмотря на препятствия в виде войн, лично будем присутствовать на достопочтенном синоде
[1621].
Лев, хотя его и не удовлетворило время и место проведения собора, послал туда своих легатов, епископов Пасхазия (Пасхасина) и Лукентия, а также священника Бонифация. Вместе с легатами, уже находившимися в Константинополе, они должны были представлять папу на синоде, а Пасхазий должен был председательствовать от его имени
[1622].
Епископы собрались в Никее в сентябре 451 г., но из‑за своего беспокойного поведения вскоре были отозваны в Халкидон, рядом с Константинополем, чтобы императорский двор и сенат могли лично посещать собор и подавлять, по возможности, всплески религиозного фанатизма каждой из партий. Здесь в церкви Святой Евфимии, на вершине холма, откуда открывался великолепный вид, всего в двух стадиях, или тысяче двухстах шагах от Босфора, Четвертый вселенский собор был открыт 8 октября и продолжался до 1 ноября. По количеству епископов–участников он превосходил все прочие соборы древней церкви
[1623], а его доктринальное значение уступает только значению Никейского собора. Но все эти пять или шесть сотен епископов, за исключением папских посланников и двух африканцев, были греками или с Востока. Папские делегаты, таким образом, представляли все Латинское христианство. Императорские должностные лица
[1624], которые руководили внешним ходом заседаний от имени императора, а также присутствовавшие сенаторы сидели посреди церкви, перед завесой святилища. Слева сидели римские делегаты, которые, впервые на вселенском соборе, вели заседания как духовные председатели; рядом с ними сидели Анатолий Константинопольский, Максим Антиохийский и большинство епископов Востока — все оппоненты евтихианства. Справа сидел Диоскор Александрийский (который вскоре вынужден был лишиться своего места в центре), Ювенал Иерусалимский и другие епископы Египта, Иллирии и Палестины — евтихиане.
С самого начала заседания шли очень бурно, богословский фанатизм двух партий разгорелся с полной силой, так что присутствующие миряне вынуждены были напомнить священникам о достоинстве их церковного сана
[1625]. Когда представили Феодорита из Кира, Восточная церковь приветствовала его с энтузиазмом, в то время как египтяне кричали: «Долой иудея, врага Божьего, хулителя Христа!» Другая сторона отвечала с не меньшей страстью: «Долой убийцу Диоскора! Кто не знает о его преступлениях?» Возмущение Несторием было так сильно, что Феодорит смог успокоить собор, только решив (на восьмом заседании) объявить анафему против своего старого друга и всех, кто не называет Марию «матерью Бога» и кто делит единого Христа на двух сыновей. Но ненависть к Евтихию и «разбойничьему синоду» была еще сильнее, и ее поддерживал двор. В результате большинство египтян скоро перешло на другую сторону и исповедалось в своих заблуждениях; некоторые оправдывали себя насилием, которое применили к ним на «разбойничьем синоде». Документы этого синода, а также предыдущего, в Константинополе (в 448), были зачитаны секретарями вместе с другими официальными документами, но чтение постоянно прерывалось внезапно возникающими спорами, восклицаниями и проклятиями, совершенно не соответствующими нашему современному представлению о парламентских заседаниях — хотя практика постоянно подает нам новые примеры неконтролируемых проявлений человеческих страстей в ходе бурных совещаний.
Уже в конце первого заседания решения «разбойничьего синода» были аннулированы, мученик Флавиан объявлен ортодоксом, а Диоскор Александрийский, Ювенал Иерусалимский и другие главы евтихианства смещены с должности. Восточная церковь восклицала: «Да здравствует сенат! Святой Бог, святой всемогущий, святой бессмертный Бог, умилосердись над нами. Долгие лета императору! Нечестивые всегда должны терпеть поражение! Христос сместил Диоскора, убийцу [Флавиана]! Это праведный суд, справедливый сенат, справедливый собор!»
На этом заседании Диоскора трижды вызывали к ответу, обвиняя в жадности, несправедливости, прелюбодеянии и других пороках, и лишили всех прав священника; пять остальных смещенных епископов признали свои заблуждения и были снова допущены к участию в соборе.
На втором заседании, 10 октября, Диоскора уже не было. Были зачитаны Никейско–константинопольский символ веры, два послания Кирилла (но не его анафематствования) и знаменитая Epistola Dogmatica от Льва к Флавиану. Собор аплодировал, епископы восклицали: «Такова вера отцов! Такова вера апостолов! Так верим все мы! Так верят ортодоксы! Анафема тому, кто верит иначе! Устами Льва говорил здесь Петр. Так учил и Кирилл! Такова истинная вера»
[1626].
