Лео фон Кленце. 1856 год.
Это сакральное здание подчинено масонской нумерологии, многое в его размерах кратно шести. По внешнему обводу пантеона, который из-за его оригинальной формы в шутку сравнивают с газохранилищем, установлены 18 фигур, символизирующие германские племена (в их число включены чехи и мораване). Вот что писал о Befreiungshalle Клаудио Магрис: “Освободительные войны 1813–1815 годов и реформаторский дух, выразителем которого стали просвещенные политики и генералы, имели мало общего с националистическим пафосом, в духе которого построен этот памятник. Германия поры пробуждения переживала короткий миг прогресса, обновления, надежды. Германия, которая воздвигла памятник на берегу Дуная, стагнировала в условиях политической реакции”. В 1842–1850 годах Лео фон Кленце построил по воле Людвига I еще один Зал славы – на мюнхенском лугу Терезиенвизе, где проводится пивной праздник Октоберфест. В античном портике установлены скульптуры знаменитых баварцев, а перед павильоном воздвигнута бронзовая статуя Баварии.
Король окружил себя людьми искусства и культуры, учредил Академию художеств, занялся возведением помпезных зданий в греко-римском стиле и коллекционированием античных скульптур. В политической области романтические увлечения эксцентричного монарха проявились в содействии восстанию греков против Османской империи. В 1833 году, после упразднения в освобожденной десятилетием ранее Элладе республики, Людвиг согласился на избрание своего сына, 17-летнего Оттона, греческим королем. Это недешево обошлось баварскому казначейству, вынужденному поддерживать разоренную чужую страну. Оттон процарствовал в Афинах почти три десятилетия, затем был низложен революционерами и еще при жизни своего отца вернулся на родину.
Людвиг I Баварский. Литография. 1830 год.
Поэт и царь напомнили об античном прошлом Дуная, причем если в древнеримской системе координат эта река была последним рубежом освоенного мира, то для набиравшей силу Германии она стала важной скрепой национального единства. Современник Гёльдерлина и Людвига, экономист Фридрих Лист указывал, что “естественная” ориентация немцев на юго-восток, по течению Дуная, увеличит германское могущество. “Частью немецкой души, немецкой славы и немецкого страдания” еще через столетие назвал Дунай историк Генрих фон Србик. Србик выступал за распространение германских идеалов в Центральной и Восточной Европе, формирование под немецким влиянием универсальной цивилизации. Из дунайских славян могут получаться немцы, считал он, подобно тому как из варваров получались римляне. Однако настоящая культура может быть только немецкой, как прежде настоящей культурой была только античная.
Главные дунайские памятники “германской античности” – конечно, возведенные по велению короля Людвига пантеоны немецкой славы. К “Вальхалле” от дунайского берега ведут 358 мраморных ступеней, на крутой холм Мехельсберг от реки поднимается кривой дугой километровая лесная дорожка. Мне покорились обе символические вершины германского духа. Здесь каждый квадратный сантиметр цветного камня, свезенного из разных уголков Немецкого Мира, продуманно подчинен восхвалению славного прошлого и возвышению национального гения. Ничто не предоставлено случаю, все рассчитано до мельчайших деталей, все – рельеф местности, лесной пейзаж, человеческие умения и таланты, солнечное освещение, даже порывы ветра – служит тому, чтобы подчеркнуть, обрамить, оформить, высветить, оттенить гордую идею величия, ради осуществления которой Людвиг Баварский не пожалел ни своих времени и воображения, ни вдохновения и карандашей своих архитекторов, ни средств из своей казны, ни сил и стараний тысяч своих подданных.
Немецкие победы здесь охраняют мраморные валькирии
[8] (одна символизирует храбрую быструю победу; другая – победу, добытую ценой больших жертв; третья – решающую победу после кровавого сражения и т. д.); о немецких свершениях здесь рассказывают многофигурные мраморные барельефы; мраморные аллегории немецких земель склоняются здесь к мраморному трону Германии. 34 крылатые девы Зала освобождения, вставшие в круг, символизируют 34 существовавших в пору строительства пантеона германских государства; 17 бронзовых щитов несут на себе указания о германских викториях; на 18 мраморных таблицах высечены имена победоносных германских полководцев. “Пусть все немцы всегда чувствуют, что у них есть общая родина – родина, которой можно гордиться!” – воскликнул король Людвиг на церемонии открытия “Вальхаллы”. “Пусть немцы никогда не забудут, почему нужна была битва за освобождение!” – начертано мрамором на узорчатом полу Befreiungshalle. С 45-метровой высоты через стекло круглого купола прямо на эту надпись падает сноп холодного света. Другого освещения Победы не предусмотрено.
Панорамные виды с цоколя Зала славы и с галереи Зала освобождения являют два разных образа немецкого Дуная. Через реку от “Вальхаллы” – и налево, и направо, к Регенсбургу, – сколько хватает глаз, расстилается сельскохозяйственная равнина, в бесконечную перспективу которой уплывают немецкие облака, пока ты, болтая ногами, сидишь на прохладном камне (чтобы не испортить классических очертаний пантеона, здесь не предусмотрены поручни, объявления предупреждают: будьте осторожны, не упадите!). От Мехельсберга Дунай серебряной, сверкающей на солнце мокрой змеей уползает в Вельтенбургское ущелье, в скалистую долину и рыже-ржавые леса. Середина осени – лучшее время для таких турпоходов; пышное природы увядание созвучно величию Германской Вечности.
Самые многочисленные посетители Людвиговых пантеонов в этот сезон – энергичные пенсионеры, на склоне лет проводящие последнюю инвентаризацию того, чему их полвека назад учили в школе. Это дети первого послевоенного поколения, зачатые привыкшими рассчитывать семейный рацион по пищевым карточкам матерями от вернувшихся из военного плена отцов. Бодрые старички, в крепких дорожных ботинках и сами еще крепкие, они настойчиво преодолевают ступени “Вальхаллы”. Из Кельхайма беззаботный речной теплоход доставляет туристов в монастырь Вельтенбург, на дегустацию самого старого в мире (ab 1050) темного монашеского пива. Германия их родителей не пережила испытания собственным величием – рейх уже рассыпался, только его гранитно-мраморные пантеоны стоят на дунайских холмах.
Мнение о Дунае как о немецкой реке и мнение о законном немецком праве на полный контроль над этой рекой укреплялись по мере того, как крепла и развивалась германская идея. После разрешения прусско-австрийского конфликта
[9] и образования Германской империи Дунай превратился в один из каналов распространения теории и практики пангерманизма. На этнических картах Европы той поры территория расселения немцев похожа на комету, обращенный на восток хвост которой теряет сотни капель “космического вещества” – немецкие анклавы разбросаны аж до Волги и Урала. В начале XX века на тему немецкого проникновения на юго-восток много теоретизировали в журнале Die Freie Donau, “Свободный Дунай”. При национал-социалистах реку назвали “германским водным путем”: завоевания рейха потребовали активной навигации и использования энергетического потенциала реки. Гитлер счел Дунай “потоком будущего”, связанным с Доном и Днепром через Черное море; в рейх – пусть и против дунайского течения – стали поступать с оккупированных территорий нефть и зерно.
