Британцу Патрику Ли Фермору было 18 лет, когда он, отказавшись от поступления в Королевскую военную академию в Сандхёрсте, отправился пешком в Турцию. Путь от Роттердама до Стамбула Фермор, сын английского лорда, проделал в одиночку, пользуясь только рекомендательными письмами отца и советами случайных знакомых, за двенадцать с небольшим месяцев. В дорогу он пустился в декабре 1933 года. От Ульма до Будапешта Фермор продвигался дунайским берегом. К Дунаю же он вышел, миновав Трансильванию, у румынского города Оршова. В Стамбул путешественник прибыл 1 января 1935 года и пешком отправился в Грецию. В Афинах Фермор познакомился с румынской дворянкой Балашей Кантакузен, в имении которой в Бессарабии провел несколько романтических лет. После начала Второй мировой войны Фермор добровольцем вступил в британскую армию. Офицер диверсионно-разведывательной службы, он организовывал в Греции партизанское движение, иногда переодеваясь пастухом для проведения “полевых акций”. В 1944 году возглавил операцию по похищению генерала Генриха Крейпе, немецкого губернатора острова Крит. О своем трансъевропейском путешествии Фермор, автор десятка публицистических книг и нескольких романов, оставил живые путевые заметки. Первый том “дунайских воспоминаний”, “Время даров”, вышел в 1977 году; второй, “Между лесом и водами”, – в 1986-м; третий не опубликован до сих пор. Фермор, гордившийся своим филэллинизмом (“Моя любовь к Греции абсолютна”, – писал он) до такой степени, что называл Стамбул исключительно Константинополем, последние годы жизни провел в особняке в оливковой роще на полуострове Пелопоннес. Он скончался в 2011 году в возрасте 96 лет, и если бывает элегантная смерть, то это смерть Фермора: зная о своей неизлечимой болезни, он решил переехать в Англию – и умер на другой день после возвращения на родину. Британский журналист отозвался о Ферморе так: “Этот человек объединял в себе черты Джеймса Бонда, Индианы Джонса и Грэма Грина”.
Собрав воедино влагу сотен речек, Дунай отдает Черному морю то, что не испарилось, не расплескалось и не отобрано человеком – примерно 203 или 204 кубических километра воды в год. Больше четверти дунайского стока, почти 57 кубокилометров, приносит одна только Сава. Вообще Дунай полнится неравномерно, в верховьях река кое-где даже больше теряет, чем собирает. От истоков до впадения речушки Эльта часть дунайской воды утекает под землей через трещины в известковых породах, попадая в систему Рейна. Некоторые ученые поэтому считают, что через несколько тысячелетий верховья Дуная превратятся в притоки Рейна. Но Дунай не исчезнет, даже если станет короче: к исходу первой тысячи своих километров река все-таки набирает почти треть стока, около шестидесяти кубокилометров. Вторая после верховий зона неприятных для Черного моря водных потерь – дельта: Дунай расходует значительную часть себя на заполнение озер, протоков, плавней и на испарение. Большой процент объема дунайской воды (до восьмидесяти) стекает в теплое время года, с марта по сентябрь.
Неравномерно речное питание и по другой оси координат: две трети своей воды Дунай получает от притоков справа. Реку полнят и озерные воды, и талые воды альпийских ледников, воды дождевые и подземные. Они несут в себе частицы лессовых грунтов, которые в силу особенностей почв окрашивают Дунай в желтовато-коричневый цвет. Даже в верховьях реки голубой ее назовет только отчаянный поэт или фотограф, применяющий компьютерную редакторскую программу. Средний показатель мутности воды (есть и такой термин) в устье Дуная составляет 208 граммов на кубический метр. В каждом кубометре воды, выходит, содержится двести граммов земляной грязи. Это негрязная грязь, мельчайшие взвешенные частицы, еще и абсорбирующие тяжелые металлы и всяческие химикаты. Но вот для сравнения: мутность Днепра не превышает 50 граммов на кубометр.
Степень прозрачности дунайской воды меняется десятки раз в год; замечено, что самые большие объемы земляной взвеси выносят в Дунай слева и снизу паводки, формирующиеся в Карпатах. И оттого тоже в районе Вены Дунай примерно в два раза прозрачнее, чем в районе Сулины. В последние десятилетия, в связи с появлением в среднем течении водохранилищ, Дунай стал не таким мутным, как прежде, однако объем взвешенных наносов все равно остается по европейским меркам очень значительным, 42 миллиона тонн в год (мне встречалась также оценка в 66 миллионов)
[25]. Волга, а она будет помощнее Дуная, выносит в Каспийское море по крайней мере в полтора или два раза меньше грунта. Для мировой гидрологии такие цифры с многими нулями обычны. Бытует, оказывается, выражение “Непал экспортирует почву на равнины Индии” – притоки Ганга выносят со склонов Гималаев 1450 миллионов тонн мелкозема в год, а для “горя Китая”, реки Хуанхэ, этот показатель составляет полтора миллиарда тонн в год. Общеевропейский вывод очевиден: Дунай – не самая голубая, но самая мутная среди крупных рек Старого Света. С каждого квадратного километра водосборной площади Дунай и его притоки ежегодно уносят больше восьмидесяти тонн земли. Кто-то осуществил даже такие забавные и вполне бесполезные выкладки: для того чтобы смыть со всей площади водосборного бассейна слой земли толщиною в метр, Дунаю требуется чуть меньше двадцати тысяч лет.
Любая река – цикличный природный комплекс. В верховьях и в среднем течении Дуная самый высокий уровень воды регистрируется в июне, самый низкий – зимой. Ниже впадения крупных притоков режим реки меняется: на румынско-болгарские берега Дуная половодье приходит в апреле-мае, а маловодье – в сентябре-октябре. В этих вообще-то теплых европейских краях случаются суровые зимы, но, если исключить горные баварские области, снежный покров в бассейне Дуная неустойчив. На разных участках различается и тепловой режим: среднегодовая температура воды у Пассау на одиннадцать градусов ниже, чем в дельте. В устье средняя температура воды выше температуры воздуха в течение всего года; у Вены вода теплее воздуха с октября по март, в Нови-Саде – с августа по май.
Дунай иногда замерзает, но вот именно что иногда: в среднем течении вероятность ледостава не достигает пятидесяти процентов. В низовьях этот шанс в полтора раза выше, а вот быстрые верховья не покрываются льдом почти никогда. Вскрытие длиннющей реки происходит не одновременно, отчего возникают ледовые заторы (а в начале зимы бывают еще и ледовые зажоры), приносящие всякие прибрежные бедствия вроде разрушения дамб и портовых сооружений. В последний раз судоходство на всем протяжении Дуная, от Германии до Румынии, закрывали из-за леденящих холодов в феврале 2012 года. Для того чтобы власти приняли такое решение, должно замерзнуть от шестидесяти до семидесяти процентов поверхности реки. Паромы в ту зиму возобновляли движение от берега к берегу, только если их капитаны считали погодные условия безопасными для пассажиров. Чтобы Дунай застыл целиком, утверждают синоптики, температура воздуха на всем его протяжении как минимум неделю не должна подниматься выше минус десяти градусов.
Становление и ломка льда на реке не только общий образ политических заморозков или советской оттепели, но и вообще яркая метафора вечной переменчивости состояний жизни и вещества. Лауреат Нобелевской премии по литературе Элиас Канетти, родившийся в Болгарии в еврейской семье, где говорили на языке ладино, но писавший по-немецки, в книге “Спасенный язык. История одной юности” вспоминал о своем детстве на берегу Дуная. В те редкие зимы, когда река замерзала и превращалась в “свой собственный мост”, рассказывает Канетти, на противоположный берег, из Рущука (Русе) в Журжу (Джурджу), переезжали на санях и всегда брали с собой оружие: с гор и из лесов на снежную гладь Дуная спускались волки. Сербский литературовед Драган Куюнджич (кстати, крупнейший специалист по вампирологии) в одном из своих философских эссе рассказывает об операции “Рейд 1942”. Это тягостная история о военном прошлом: в январе 1942 года в оккупированном венграми Нови-Саде убиты около двух тысяч евреев и сербов, в основном евреев, – гражданских лиц, включая стариков, женщин и детей. Несчастных собирали на пляже Штранд и расстреливали партиями. Зима выдалась холодной, и Дунай замерз. Чтобы проделывать отверстия во льду, куда сбрасывали тела убитых, применялся динамит – если люди были еще живы, они умирали от удушья или тонули. Для Канетти дунайский лед – метафора холодной опасности, для Куюнджича – метафора смерти. Трагический образ: река смывает следы преступления.
