Вишеград. Башня Шоломона. Открытка 1912 года.
Со стен Верхней крепости Вишеграда под запах лошадиного навоза (здесь регулярно проводят игровые рыцарские турниры) открывается привычно разнообразная палитра голубых, зеленых, белых венгерских просторов – оконечность острова Сентендре, отщепляющая от главного русла рукав Святоандреевский Дунаец; гольф-поле у деревни Кисороси, горнолыжный подъемник. Если бы я работал тут главным креативным организатором, то придумал бы для Вишеграда сакраментальный слоган: “Возможно, лучшая речная панорама Европы”. Впрочем, изобретательных менеджеров Вишеграду хватает и без меня: посетителей ресторана “Ренессанс” встречают яростным барабанным боем официанты в костюмах пажей короля Матьяша, а процесс пищеварения протекает под пиликанье ряженного придворным музыканта на чем-то вроде пузатой лютни.
ДУНАЙСКИЕ ИСТОРИИ
КАК СТРОИЛСЯ ВЕНГЕРСКИЙ СТАЛИНГРАД
В конце 1940-х годов коммунистическое руководство Венгрии утвердило программу индустриализации, предусматривавшую, в частности, строительство в чистом поле промышленного города на 25 тысяч жителей, центра черной металлургии. В “город будущего” превратили носившую имя святого греческого монаха Пантелеймона деревню Пентеле на правом берегу Дуная, в семидесяти километрах ниже Будапешта. Две тысячи лет назад военным лагерем Интерсиза тут стояли римляне. Фамилия советского вождя в новом названии, Сталинварош, перекликалась с профессией большинства жителей города: в 1954 году в эксплуатацию пустили Дунайский металлургический комбинат на десять тысяч рабочих мест. Новоселов разместили в безликих трех-четырехэтажках периметральной застройки. Железную руду речным путем доставляли в местный порт из советской Украины. Осенью 1956 года город переименовали в Дунапентеле, но прежнее название вскоре вернулось, вместе с танками Советской армии, и продержалось еще пять лет, сменившись затем на идеологически нейтральное Дунауйварош, “новый город на Дунае”. Дунауйварош стал парадной витриной венгерской народной власти, победами социализма в здешнем Доме партии восхищались Юрий Гагарин, Фидель Кастро, президент Индонезии Сукарно. Бытовая инфраструктура и снабжение в городе сталеваров были получше, чем в венгерской провинции в целом, в отличие от условий труда и экологической обстановки. Пейзаж Дунауйвароша и теперь не порадует эстета: хотя некоторые кварталы построены в стиле школы Баухаус, в целом город-завод представляет собой типичный пример сталинского барокко. В городе, население которого достигло шестидесяти тысяч человек, открыли металлургический техникум, самую большую в Центральной Европе среднюю школу, при комбинате учредили мастерские, в которых мастера из разных стран отливали крупноформатные стальные композиции. Этот высокохудожественный металлолом выставлен теперь на речных террасах и называется Парком скульптур под открытым небом. Дунайский комбинат по-прежнему коптит небо, являет собой пример социально ответственного бизнеса и содержит хоккейную команду “Стальные быки Дунауйвароша”. Жизнь города диверсифицируется: открылся завод по выпуску автошин, через Дунай перекинули современный мост, но депрессивную ферросуть Дунауйвароша с его прокатными станами, доменными печами и бетонными коробками это не изменило. За минувшие после крушения социализма годы население города сократилось на четверть.
Напротив барабанов и лютни, на пологом левом берегу, перед смутной линией заслоняющих горизонт холмов, хорошо просматривается неслучившаяся столица венгерско-словацкого гидроэнергетического сотрудничества, местечко Надьмарош с его главной магистралью, проспектом Тысячелетия. Дунай в итоге не перегородили гигантской дамбой, но взамен проводят на его берегу работы по добыче щебня и гравия. В Вишеграде речная природа ловко сочетается с памятниками истории, объектами хозяйственного назначения и спортивного туризма. По всему видно, что именно здесь Дунай делает свой главный венгерский поворот.
К Верхней крепости от дунайской пристани ведут несколько дорог. Мы с женой выбрали самый пологую, но долгую: от мощной башни имени старовенгерского короля Шаламона (в которой, если верить преданию, целое десятилетие провел в почетном заточении у Корвина валашский господарь Влад Дракула, развлекавшийся, в частности, тем, что насаживал на собственноручно вытесанные маленькие колья тушки птиц и грызунов) не полезли на крутой склон, а отправились вслед за жилистым американским велосипедистом в обход по путаному маршруту пятикилометровой автотрассы. Обратный путь вышел короче, опаснее и духовнее: по гребню холма, а потом по крутому склону. Жители Вишеграда остроумно устроили из этого холма нечто вроде местной Голгофы, обозначив подход к металлическому распятию обелисками с примитивными барельефами по числу стояний крестного пути. Концепция венгерского страдания, смирения страстей на перепутье жизни и смерти нашла реализацию и тут, в кущах международного туризма.
В двух десятках километров от Вишеграда, ниже по течению Дуная, лежит прекрасный своей мертвенной тишиной и нарядным ансамблем зданий в стилях барокко и рококо городок Вац. В 1994 году при реставрации в подземелье местной доминиканской церкви обнаружили секретную крипту, наглухо замурованную неизвестными более двух веков назад, а в ней – 262 естественным образом мумифицированных тела. Большинство несчастных, как выяснили ученые, умерли от туберкулеза. Прекрасно сохранившиеся останки этих граждан Ваца – разных сословий, разных возрастов, разных занятий, – их парадное траурное убранство, а также гробы иногда довольно легкомысленной ручной росписи сформировали уникальную (другой такой нет в Дунайском бассейне, гордо сообщает смотритель) коллекцию Memento Mori. Поучительное венгерское зрелище: помни, что и ты когда-нибудь умрешь, возрадуйся тому, что ты все еще жив.
Самый старый архитектурный комплекс Ваца, солидный особняк с тенистым садом постройки конца XVII века, занят Национальным институтом проблем глухонемых, почтенным учреждением с почти двухвековой лечебной историей. В день, отряженный мною на знакомство с образцами архитектуры барокко и венгерского культа смерти, в Ваце – так совпало – финишировал VIII Европейский фестиваль искусств и культуры глухих Salvia. Конкурсная программа с участием театральных трупп из десятка стран мира завершилась, Институт готовился к гала-концерту, и артисты коротали время в оживленных немых беседах на жестовом языке за столиками кафе в милой, но совершенно пустынной пешеходной зоне. Эта суббота в конце июля выдалась нестерпимо жаркой. И тут я вышел из сумрака тихого подземелья, набитого уникальными мумиями, на божий свет и зной, в не менее мистическое пространство, где слышен был только один голос – журчащего на центральной площади фонтана.
Антон Шродль. Вишеград. 1906 год.
Теперь-то стало понятно, что даже Дунай в Венгрии течет совершенно особенным, сосредоточенным образом, течет молча. Я понуро миновал широкую садово-парковую полосу, которой Вац почтительно отгородился от могучей реки на случай наводнения, и уселся в липовой тени на каменный парапет, окантовку дунайского русла. Вольный ветер беззвучно колыхал лодки, привязанные к плавучим домикам; мостки, ведущие к этим домикам, были предусмотрительно подтоплены. В сотне метров ближе к Будапешту неторопливый паром тащил к тонущему в Дунае асфальтовому пути партию автомобилей и мотоциклетов. Должно быть, это пляжники, изнуренные солнечным отдыхом, молча возвращались с речного острова.
