Урбанистическая культура в староболгарской истории не играла заметной роли: население не слишком многочисленных городов оставалось в основном тюркоязычным, торговлей и ремеслами занимались греки, евреи, армяне, генуэзцы, албанцы. Национальную аристократию истребили или ассимилировали османы, православная церковь была эллинизирована. За границами империи болгар принимали за греков (“Славянские болгары были этнографически смешаны с пестрой массой национальностей, которые, вследствие грубого невежества, были все окрещены именем греков”, – писал исследователь конца XIX века). Робкими носителями народного сознания выступали имущие торговцы и ростовщики (чорбаджи), но их благосостояние зависело от милости султана, в конечном счете от процветания его государства.
Османы выдавливали недовольных иноверцев за Дунай, в результате восстаний, поборов и притеснений к середине XIX века болгарские территории покинули сотни тысяч человек
[86]. Единого исторического центра – подобного тем, вокруг которых в Средние века складывались Первое и Второе Болгарские царства, – в Новое время не существовало. “Старые столицы” (Плиска, Преслав, Охрид, Тырново) утратили значение
[87], четких этнических границ никто не проводил, пробуждение коллективного сознания болгар происходило и на “пограничных” территориях параллельно с развитием румынского, сербского, греческого национальных движений, порой конфликтовавших друг с другом. Центры болгарской политической эмиграции формировались в Бухаресте, Белграде, Одессе. Как раз в Одессе Вазов работал над своим знаменитым романом, составившим вторую часть эпической освободительной трилогии. В том же городе один из главных апостолов, поэт Христо Ботев, в 1871 году сочинил балладу о гайдуке Чавдаре и его сыне, продолжателе героической борьбы отца:
Несчастным и горемыкам
Крылом был Чавдар-воевода!
За то ему песни пели
В лесах у Странджа баира
На травах Ирин-Пирина;
Кавал медный песням вторил
От Сербии до Царьграда,
И жницы их громко пели
С Дуная-реки до моря,
Полей румелийских широких
[88].
Во время Апрельского восстания 1876 года (как раз его подготовке посвящен сюжет “Под игом”) не имевший военного опыта 28-летний Ботев командовал сформированным в Валахии десантом в двести человек, высадившимся с австро-венгерского пассажирского парохода Radetzky
[89] у придунайского селения Козлодуй. Угрозой силы повстанцы заставили капитана Дагоберта Энгландера изменить маршрут. Вазов увековечил этот эпизод в стихе “Волнуется тихий белый Дунай”, музыкальная версия которого до сих пор популярна в Болгарии под названием “Марш Ботева”.
Христо Ботев. Фото 1875 года.
Надежда апостолов на поддержку народа не оправдалась, в мае Апрельское восстание было подавлено, а Ботев погиб. В своем творчестве он ориентировался на стихи русских революционных демократов, прежде всего Николая Некрасова, и на идеалы Парижской коммуны. К девяностолетию со дня гибели Ботева после всенародной кампании по сбору средств, в которой – как утверждается, добровольно – приняли участие больше миллиона болгарских детей, пароход “Радецкий” превратили в музей национально-освободительной борьбы. Сам пароход в 1924 году разрезали на металл, но по аутентичным чертежам, рисункам и фотографиям умельцам якобы удалось построить реплику. Подлинные флаг, рынду, судоходную лицензию и иные реликвии “Радецкого” брат капитана Энгландера (того, как сказано в мемуарах, глубоко тронул патриотизм Ботева) еще до войны передал царю Болгарии Борису III. Паровую машину на “Радецком” заменили дизельным двигателем, теперь собирают средства на новый ремонт, но, кажется, уже не среди детей-добровольцев. Нос судна украшает посеребренная поясная скульптура поэта и гражданина.
После смерти Ботева болгарам пришлось ждать освобождения всего полтора года. Заключение по итогам Русско-турецкой войны 1877–1878 годов мирного договора вызвало к жизни идеализированное понятие “сан-стефанская Болгария”
[90] (объединявшая всех, кого в Софии считали болгарами) – страна, возникновения которой казалось таким близким, но возникновения которой не допустили международные обстоятельства. Тем не менее зарю своей новой, пусть ограниченной, государственности болгары встретили восторженно: переданный русскому царю Александру II благодарственный адрес подписали более 230 тысяч человек. В 1879 году ополченец и художник Георгий Данчов выполнил литографию “Свободная Болгария”, на которой по моде времени изобразил родину в образе прекрасной женщины с мечом в одной руке и болгарским знаменем в другой. Пышноволосую красавицу, попирающую разорванные оковы, сопровождают лев (геральдический символ Болгарии) и двуглавый российский орел, держащий в когтях ленту с надписью “Сан-Стефано”. На присоединение шесть лет спустя Восточной Румелии ко все еще находившейся в формальной зависимости от Османской империи Болгарии художники отреагировали новым рисунком: мужеподобные сестры (одна с мечом и венком цветов болгарского флага, другая со щитом) глядят в будущее. Вздыбленный лев на литографии присутствует, а вот орла нет и в помине, поскольку Россия в тот раз возражала против расширения болгарской территории, пытаясь преподать союзникам уроки “миролюбия и умеренности”.
