ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
ФРАНЦ КОНРАД ФОН ГЁТЦЕНДОРФ,
поджигатель войны
Отпрыск южноморавского рода Конрадов, в начале XIX века получившего потомственное дворянство с позволением прибавить к фамилии имя родственников, семьи фон Гётцендорф из Пфальца. Сын гусарского полковника и венской актрисы, граф Франц Конрад фон Гётцендорф посвятил себя военной службе. В звании обер-лейтенанта он участвовал в оккупации австро-венгерскими войсками Боснии и Герцеговины, ротным командиром – в подавлении восстания на юге Далмации (1882). В 1906 году назначен начальником Генерального штаба. На этом посту зарекомендовал себя энергичным военным реформатором, отыскав союзника в лице наследника престола Франца Фердинанда. Однако позже они рассорились: в отличие от миролюбивого эрцгерцога генерал-фельдмаршал оказался последовательным “ястребом”. Он считал необходимой превентивную войну против Италии и Сербии. Война с Сербией стала для генерал-фельдмаршала idée fixe, Конрад фон Гётцендорф предлагал начать боевые действия около тридцати раз. Считался главным разработчиком военных планов Австро-Венгрии, однако допустил стратегические просчеты, которые дорого обошлись монархии на Сербском и Русском фронтах. Тем не менее стал фактическим командующим вооруженными силами империи, оттеснив на задний план малоспособного эрцгерцога Фридриха. После воцарения в ноябре 1916 года Карла I звезда генерала закатилась. В марте 1917 года его назначили (с понижением) командовать расквартированной в Тироле 11-й армией. Летом 1918 года Конрад фон Гётцендорф руководил наступлением на реке Пьява. После провала операции получил декоративную должность в лейб-гвардии. Жил в Инсбруке и Вене с родившей ему шестерых детей второй женой, из-за союза с которой рассорился с четырьмя сыновьями от первого брака. Написал обширные и некритичные к собственной персоне мемуары; среди военно-теоретических работ Конрада фон Гётцендорфа – “Пехотные вопросы и опыт бурской войны”, “Введение в изучение тактического устава”. Умер в Германии в 1925 году в возрасте 72 лет от болезни желчного пузыря.
В Вене смотрели на ситуацию иначе. Начальник австро-венгерского Генерального штаба Франц Конрад фон Гётцендорф рассчитывал на поддержку Германии на Восточном фронте уже на первом этапе войны. Как отмечает американский военный историк Ричард Л. Ди Нардо, “в 1906–1913 годах Конрад занимался планированием совместных с немцами акций против русских. Мольтке в письме Конраду от 19 марта 1909 года обещал провести наступление в районе реки Нарев, чтобы поддержать австрийскую операцию между Бугом и Вислой. Конрад воспринял это заявление столь серьезно, что каждый год требовал от Мольтке подтверждения. Мольтке продолжал игру, хотя в письме Конраду от 10 февраля 1913 года отметил, что судьба Австрии “решится не на Буге, а на Сене”. Австрийцы могли бы сделать вывод, что немецкие обещания о наступлении на востоке куда более сомнительны, чем полагал Конрад.
В качестве наиболее вероятного противника австро-венгерские штабисты в последнее предвоенное десятилетие рассматривали Сербию. Убийство Франца Фердинанда, в причастности к которому в Вене поспешили обвинить Сербию, казалось, подтверждало правоту Конрада фон Гётцендорфа и других сторонников “партии войны”: с амбициями Белграда следовало покончить. Повод оказался подходящим – вне зависимости от того, был ли престолонаследник популярной фигурой, он являлся вторым человеком в государстве, входившем в число великих держав. Наказать виновников гибели Франца Фердинанда
[69] казалось делом чести. Но за Сербией стояла Россия, и вопрос о том, придется ли воевать с Петербургом, стал главным для австро-венгерских стратегов. Ответа они дать не могли, но знали, что войну в одиночку с восточным гигантом дунайской монархии не выдержать. Ключевой для Вены оказалась поддержка Берлина.
Лихорадка
Об июльском кризисе 1914 года написаны горы исследований. В мировой истории найдется немного столь кратких периодов – от убийства наследника престола до первого обстрела Белграда австро-венгерской артиллерией прошел ровно месяц, – которые удостоились бы такого пристального внимания мемуаристов, историков и писателей. По замечанию британского историка Джеймса Джолла, “решение Австро-Венгрии предпринять акцию против Сербии, германское решение поддержать Вену, сербское решение не принимать части условий австрийского ультиматума, русское решение оказать поддержку Сербии, британское решение вмешаться и, наверное, самое важное – решения России и Германии объявить мобилизацию – все это предопределялось множеством ранее принятых решений, планов, сложившихся представлений, суждений и отношений”. Проблема, однако, заключалась в том, что почти никто из ответственных лиц великих держав до конца не сознавал, насколько сложную, взаимозависимую и взрывоопасную систему представляют собой союзы и коалиции, сложившиеся в Европе. Все надеялись, что конфликт между Австро-Венгрией и Сербией окажется локальным. На большую войну вплоть до самых последних дней июля, когда боевые действия на севере Сербии уже начались, не рассчитывал никто. По умолчанию предполагалось, что в последний момент какая-то из держав не решится воевать: Россия не поддержит Сербию, Германия – Австро-Венгрию, Франция – Россию, Британия – Францию… Но разрыва цепочки не произошло. Результатом стала Великая война.
Политики и стратеги как-то просмотрели, что к 1914 году средства взаимного уничтожения развились до степени, менявшей характер боевых действий. Война становилась тотальной, затрагивала все общество, меняла его структуру – но все это стало ясным лишь после того, как столкновение европейских держав приобрело затяжной характер. К началу Великой войны Европа уже столетие не знала крупных военных кампаний. Все значительные международные конфликты после 1815 года оказывались скоротечными и длились по нескольку месяцев. Исключение составила Крымская война, которая велась почти исключительно на окраинах Европы и в основном на изолированной территории. Даже когда в августе 1914-го стало ясно, что австро-сербским конфликтом кризис не ограничится, а масштабы войны впервые со времен Наполеона окажутся общеевропейскими, в массовом сознании взял верх необоснованный оптимизм. Как писала немецкая пресса, солдаты “вернутся домой, прежде чем опадут листья”.
Расследование сараевского убийства не выявило направленного против Австро-Венгрии заговора сербских властей. Австрийский следователь Фердинанд Визнер докладывал в Вену из Белграда: “Доказать и даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении, либо участвовало в его осуществлении и подготовке, либо предоставило для него оружие, не представляется возможным”. По какой же причине Австро-Венгрия проявила летом 1914 года необычную воинственность? Одна из причин в том, что в Вене полагали: великой державе негоже проявлять слабость. Сербское правительство, возможно, и не было причастно к убийству эрцгерцога, но враждебности Белграда к северной соседке, доказательств сербских стремлений оторвать от монархии Габсбургов южнославянские земли хватало. Возобладавшую в Хофбурге позицию “победить или умереть” сформулировал австро-венгерский дипломат граф Александр Хойош: “Мы не хотим быть больным человеком Европы. Лучше уж быстрая смерть”. Австро-Венгрия в определенном смысле отправилась воевать от отчаяния.
