Однако взятая императрицей на себя ответственность за воспитание внуков открыла ей возможности, выходившие далеко за пределы неравной борьбы внутри семейного круга. Раздумывая над тем, как избежать неловкости, она отважилась погрузиться с головой в неисчерпаемую дискуссию об образовании, захватившую в тот момент все европейское общество, и использовать ее в качестве надежного щита. Она перестала скрывать свою писательскую деятельность, однако для публичных высказываний на темы воспитания юношества выбрала в начале 1780-х годов неуязвимую роль бабушки, проявляющей интерес к педагогическим вопросам из любви к внукам. В этой роли она писала сначала для Александра, а затем и для второго внука, Константина, сказки, рассказы и поучительные истории нравственного содержания на русском языке, немедленно появившиеся в печати в 1781 году, а с 1782 года выходившие в берлинском издательстве Николаи в переводе на немецкий язык
[653]. Она превратила воспитание детей в государственное дело, дав понять европейской публике, что, ощущая ответственность за будущее Российской империи, она как просвещенная правительница стремится дать наилучшее воспитание наследникам престола.
Роль бабушки, пишущей для внуков, оправдала себя и зимой 1782/83 года, когда императрица приступила к Запискам касательно Российской истории. Она взяла эту работу на себя, хотя совсем незадолго до этого сообщала Гримму о перспективах разделения этого труда между авторами, которым было поручено составить «книгу для чтения в будущих нормальных школах» из «книг, составляющих личную библиотеку Александра». Обращает на себя внимание тот факт, что, перечисляя участников проекта в цитированном выше письме Гримму, написанном в ноябре 1782 года, она пропустила только фамилию академического профессора истории. Невозможно представить, что она была ей неизвестна, поэтому такое инкогнито вызывает особый интерес, учитывая, что единственным профессором истории в Академии наук был в то время Миллер. С его переездом в Москву в 1765 году в Петербурге вообще не осталось ни одного профессора истории, Шлёцер был окончательно освобожден от службы в России в 1769 году, историки Иоганн Эбергард Фишер и Карл Фридрих Модерах умерли в 1771 и 1772 годах соответственно
[654]. В самой Академии исследовательская и издательская работа продолжались: так, с 1770 года выходила в свет История Российская Щербатова
[655], – однако с уходом Миллера не только прекратились дискуссии между историками, но и сам центр работы с источниками надолго переместился в Москву. Именно Миллер с готовностью – и, конечно же, с разрешения императрицы – помогал, обучая работе в архивах, молодым, интересующимся историей людям, таким как Щербатов и Новиков, изучать, интерпретировать и издавать оригинальные документы
[656]. Однако случившийся в царствование Екатерины патриотический прорыв находится в необъяснимом до сих пор противоречии с тем, что Академия наук на протяжении ряда лет обходилась без единого историка
[657].
Наконец, два новых адъюнкта были назначены в Академию: в 1779 году – уже упоминавшийся Иоганн Готтгильф Штриттер, а в 1782 году – Иоганн Фридрих Гакман, однако при присвоении им званий Академия руководствовалась не новыми исследовательскими задачами, а их прежними заслугами; не менее удивительно и то, что оба они были опять-таки немцами. Обоих новичков привлекли к наступлению на образовательном фронте. Гакман, родившийся в 1756 году в Шпике близ Бремена, служивший учителем в Петербургской академической гимназии, получил свою должность адъюнкта за написанный на латыни накануне завоевания Крыма труд, посвященный греческим поселениям на Черноморском побережье. В новом звании ему было предоставлено право преподавать двум старшим великим князьям географию. В 1787 году он выпустил Пространное землеописание Российского государства для народных училищ, а позднее – двухтомное описание географии всего земного шара
[658].
Несмотря на близость ко двору и участие в реформировании образования в 1780-е годы, роль Гакмана как сотрудника императрицы в ее исторических штудиях не подтверждается документально. Нет, однако, никаких сомнений в том, что в октябре 1783 года Комиссия о народных училищах поручила Штриттеру написать учебник по истории Российского государства
[659]. Однако тот факт, что Штриттер, выполнив поручение, уже в феврале 1784 года получил разрешение на публикацию, хотя и на определенных условиях, а труд его так и не вышел в свет при жизни Екатерины, способствовал распространению слухов о том, что в Записках касательно Российской истории императрица «рядилась в чужие перья», а именно в «перья» Штриттера
[660]. Сомнения по поводу авторства Екатерины рассеял еще издатель ее произведений Александр Николаевич Пыпин, показавший, что не только работа над Записками, но и их публикация относилась ко времени, предшествовавшему назначению Штриттера автором учебника истории Комиссией о народных училищах
[661]. Однако к полной ясности приведет лишь сравнительный анализ обоих текстов, который позволит ответить на вопросы, когда именно Штриттер начал свою работу, когда завершил ее, когда рукопись на немецком языке попала в руки Екатерины и какое участие принимал впоследствии историк в подготовке материалов, предоставлявшихся некоторыми историками императрице для продолжения ее работы над Записками.
