Каждый полк делился на сотни, а сотни в свою очередь дробились на десятки с сотниками и десятниками во главе. Крупные полки, насчитывающие по нескольку тысяч человек, могли делиться сначала на тысячи, возглавляемые тысяцкими. Назначение на командные должности было прерогативой Разрядного приказа, но каждое назначение на должность полкового воеводы утверждалось царем. Мы видели, как своей военной реформой в первые годы правления Иван IV намеревался упразднить или хотя бы ограничить местничество и как в этом начинании он потерпел неудачу. Местнические счеты между воеводами при распределении командных должностей продолжались не только до конца царствования Грозного, но и много позже. Ранг воеводы определялся его положением на социальной лестнице. Чин первого воеводы Большого полка доставался представителям самых аристократических фамилий из титулованной московской знати. Также раздавались и следующие чины. Хотя первые воеводы всех полков, за исключением Большого, значились равными между собой, более престижными и почетными считались места первых воевод Передового и Сторожевого полков. Полк Правой руки рассматривался ступенью ниже, но выше, чем полк Левой руки.
Деление армии на соответствующие полки предусматривало расположение каждого относительно всех других не только на поле боя, но и на походе. А порядок походного следования был таким.
Впереди войска следовал Артоул, главная задача которого заключалась в сборе сведений о противнике, а потому из Артоула на протяжении всего похода во все стороны беспрерывно рассылались дозоры и пикеты. Кроме того что Артоул дел разведку, он должен был принять на себя в случае необходимости первый удар противника и выдержать его до подхода главных сил несмотря на то, что следующий за Артоулом Передовой полк, как правило, мог отставать на походе на несколько переходов. За Передовым полком шел Большой полк и при нем вся войсковая артиллерия, так как распределение ее по полкам осуществлялось уже после похода, перед началом непосредственных боевых операций. За артиллерией следовал главный обоз (каждый полковой обоз находился при своем полку), наконец, Сторожевой полк замыкал шествие армии.
Полки Правой и Левой руки шли вровень с Большим полком, но каждый со своей стороны и на довольно значительном расстоянии от главных сил. Излишне говорить о том, что между всеми полками непрерывно поддерживалась связь.
Обычно один переход, то есть расстояние, покрываемое армией за один день, составлял около 15–20 верст. Иногда, при особых обстоятельствах, войска преодолевали 25 и даже 30 верст в день.
Особенностями московского войска тех времен были полная вольность в форме одежды и полное отсутствие снабжения продовольствием. Исключение по обоим этим показателям составляли стрельцы. Они носили единую унифицированную форму и, как находящиеся на постоянной государевой службе, обеспечивались продовольствием на все время войны. Все остальные части войск должны были заботиться о своем пропитании сами. Поэтому, когда мы говорим, что служилый по отечеству элемент обязан был прибыть по призыву под государевы знамена «конно, людно и оружно», то есть явиться сам и привести с собой положенное число слуг, последние не только должны быть вооружены и снабжены конями, но и обеспечены пропитанием. То же касается и даточных людей, составлявших основную массу пехоты. Они являлись в войска с запасом продовольствия, которое хранилось в полковом обозе во все время похода и боевых действий.
Самой слабой стороной исследований в области истории русской армии, в том числе и в отношении рассматриваемого периода, остается определение численного состава московского войска. Все наиболее авторитетные историки подчеркивают сомнительность, а то даже и нереальность приводимых летописями и другими древними письменными источниками данных о численности русских войск в те далекие времена.
Но на основании известного нам порядка формирования русской армии в те времена можно достаточно точно сконструировать механизм подсчета и согласно ему, если еще при этом взять за основу некоторые приводимые исследователями количественные показатели, попытаться найти реальную численность московского войска. Так, например, ученые полагают, что в рассматриваемое время число крестьянских хозяйств, включая церковные и монастырские села, не превышало 350 тысяч. Тогда, если мобилизовать по одному человеку с пяти сох, то под ружьем окажется около 70 тысяч сельских даточных людей, то есть посошных. Городского посадского люда было много меньше, но дворов, надо полагать, было меньше не намного, так как городской двор по числу проживавших на нем много уступал крестьянскому хозяйству. Опираясь на косвенные показатели, можно допустить, что в Московском государстве насчитывалось около 100 тысяч мещанских дворов. Это позволяло мобилизовать еще 20 тысяч человек даточных. Но это все верно, если не учитывать «нетчиков», то бишь дезертиров, в то время как записи Разрядного приказа пестрят донесениями об уклонившихся от службы. На основании таких данных можно полагать, что дезертиров было не менее половины подлежавших призыву в городах, а в сельской местности и того больше. Но даже если считать, что и там и там в «нетях» пребывало не больше половины, то и тогда мобилизационные способности государства не превысят 45 тысяч даточных людей. Повышать призывной процент, то есть брать одного даточного с четырех, а то и с трех дворов, как следует из донесений того же Разрядного приказа, не имело смысла, ибо вызывало раздражение обывателей и еще большее стремление уклониться от службы. Да и экономические возможности государства часто не позволяли этого.
Выше мы говорили, что поместная конница в лучшем случае насчитывала в своих рядах 20–25 тысяч служилых «по отечеству» дворян и детей боярских. В таком случае вся конница должна была насчитывать 80–100 тысяч человек, ибо в среднем земельный надел служилого составлял около 800 десятин, а один ратник брался, как мы отмечали, с каждых 200 десятин. Сколько в действительности каждый такой служилый приводил с собой своих слуг и холопов, сказать трудно, но не секрет, что всякий помещик желал оставить побольше рабочих рук в своем вотчинном хозяйстве, чем вести работающих на него людей на убой. Согласно росписям Разрядного приказа времен Ливонской войны, во всем русском войске, то есть не только на западном театре, но и в частях, дислоцированных в других регионах страны, одновременно состояло максимум 35 тысяч человек поместной конницы. Это число получится, если мы допустим, что на призыв откликался каждый второй из служилых по отечеству и приводил с собой не более двух слуг. К этому надо добавить стрельцов, которых к концу Ливонской войны насчитывалось 20–22 тысячи, включая московских и городовых, и которые стояли под ружьем в своем полном составе, так как проходили службу на постоянной основе, исключающей дезертирство, во всяком случае, в массовом его проявлении. Артиллерийской прислуги, состоящей при «наряде» согласно сохранившимся данным как Разрядного, так и Пушечного приказов, было тогда три тысячи человек. Городовых казаков, считая и пеших, и конных, насчитывалось во второй половине XVI века всего шесть тысяч, и сюда же следует приплюсовать татарскую конницу числом приблизительно в 10 тысяч человек. Сложив все, мы получим численность русских войск времен Ливонской войны в 120 тысяч человек. Берем на себя смелость утверждать, что это число реально и вполне достоверно. Мы получили его путем абстрактного подсчета, но в пользу его говорит один факт. Письменные источники оставили нам скупые сведения о русском войске, а главное, эти сведения отличаются редкой периодичностью. Но вот за 1572 год мы располагаем данными, что во время повторного нашествия крымского Девлет-Гирея под ружьем главного воеводы русской армии, дислоцированной на Оке в районе Серпухова и Калуги, стояло 60 тысяч войска. Это число приводится в записях Разрядного приказа в связи с событиями той памятной кампании, с подробным указанием численности по отдельным полкам. И, наверное, по чистой случайности то же ведомство оставило для потомков сообщение о числе русских войск на тот же 1572 год, дислоцированных на Ливонском театре войны. Там их тоже оказалось около 60 тысяч. Надо учесть то обстоятельство, что ресурсы на тот момент были вычерпаны все, и страна в смысле воинских сил была оголена, позволив себе содержать лишь мелкие гарнизоны, преимущественно казачьи, в отдаленных крепостях. Выходит, что государство в разгар большой войны на западе, обеспечив оборону степной границы на юге, располагало армией в 120 тысяч человек — число, полученное нами выше путем нехитрых рассуждений со ссылкой на данные источников и положения некоторых авторитетных исследователей.
