У обоих враждующих соседей, как у Москвы, так и у Вильно, процесс становления централизованного государства с единодержавной властью, сосредоточенной в одних руках и с наследной передачей ее от отца к сыну, стал необратимым. В то время в Москве можно было видеть, как при всех бушующих страстях борьбы между претендентами, великое княжение неизменно доставалось прямому наследнику умершего великого князя, несмотря на то, что этот наследник зачастую был ребенком и, находясь в окружении сильных и опытных врагов, казался беззащитным. Мы знаем, как в последней феодальной войне на Руси победителем вышел князь, находившийся в плену у своих врагов, к тому же князь слепой. Единодержавные устремления взяли верх, и они оказались сильнее всех других обстоятельств. То же самое происходило тогда и у западного соседа. Это позже, когда в Речи Посполитой возобладают элементы шляхетской вольности, помноженной на польскую распущенность, когда прельщенные кажущейся свободой литовские магнаты по образу своих польских собратьев отдадут предпочтение сеймовой монархии перед абсолютной, и, наконец, поменяют ее на выборную, под польско-литовскую государственность окажется заложена мина. А пока в самой Литве, включавшей в себя обширные русские области, шли процессы, аналогичные московским. И им подчинялось польское общество. После смерти Ягайло несколько лет не обошлись без кровавых потрясений. Но все же в 1440 году великокняжеский стол в Вильно занял сын Ягайла Казимир. Еще через семь лет он же надел на голову польскую корону. Уния была восстановлена во всех своих статьях.
Конечно, внутренние несогласия вплоть до раздоров между Польшей и Литвой будут наблюдаться еще долго. Ведь союз был только династическим, и оба государства номинально оставались самостоятельными.
Но внутри каждого из них централизованные тенденции уже неизменно взяли верх. А в свете нами затронутого предмета еще важнее то, что во внешних отношениях Польша и Литва будут теперь представлять если еще пока и не совсем одно, то уже почти одно целое, и вражда с восточным соседом сделается для них общим делом. Отсюда и Москва получит в лице вставших на необратимый путь объединения Польши и Литвы более сильного соперника.
И все-таки, несмотря на объединительные процессы, протекавшие тогда на стороне соперника, равновесие сил в московско-литовском противостоянии сохранилось. Дело в том, что на интеграцию Литвы и Польши Москва ответила адекватными действиями, и на русской земле также произошло объединение двух государств. Пути объединения были несколько иные, и само объединение по русскому обыкновению не прошло бескровно, нр результат был тем же, что и у западного соседа — удвоение силы. Читатель уже наверно догадался, о чем идет речь: на рубеже последней четверти XV века Московская Русь подчинила себе Русь Новгородскую.
В отличие от польско-литовского объединения, которое по сути дела было добровольным союзом, московско-новгородское объединение явилось насильственной со стороны Москвы политической акцией. Потому-то мы и называем его подчинением, но надо помнить, что на Руси не насильственно ничего никогда не делалось. И все же присоединение к Москве Великого Новгорода стоит особняком в длинном ряду других успехов объединительной политики Москвы. Это было не рядовое присоединение очередного захолустного княжества. Владения Новгорода по размерам и материальным богатствам превышали московские.
И если московско-литовские отношения и раньше всегда отличались особой остротой, то к последней трети XV столетия они еще больше обострились в связи с новгородскими событиями.
А события эти со второй половины века нарастали, как снежный ком.
До сих пор Москва и Вильно соперничали за мелкие, разрозненные уделы, владетельные князьки которых не помышляли о сохранении за собой хоть какой-нибудь самостоятельности и только ждали того часа, когда в процессе собирания русских земель очередь дойдет до их уделов. Все, на что они могли рассчитывать, ограничивалось предпочтением попасть под власть того, а не иного собирателя Руси. Из всех потерявших политическую независимость, а потому ставших принадлежностью одной из держав — соперниц русских княжеств, наиболее крупным и сильным было княжество Смоленское. Потому-то из-за него, больше, чем из-за какого-либо другого, и обострилась и без того непримиримая вражда с западным соседом. Но даже Смоленское княжество, вполне способное претендовать на самостоятельное государственное образование, по своим размерам, силе и богатству не шло ни в какое сравнение с Новгородской республикой. А именно последней суждено было стать причиной очередной вспышки страстей, когда между Москвой и Литвой не осталось больше санитарного кордона в виде захудалых княжеств, поглотить которые той или иной стороной вовсе не значило нарушить сложившееся равновесие сил. Вот тогда предметом обоюдных притязаний соперников стал Господин Великий Новгород.
Нет, за овладение Новгородом между Москвой и Литвой не было войны, как это было и еще будет в этом и последующем столетии за иные русские земли, расположенные в Северской Украине или на Смоленщине. Но зато за овладение Новгородом у Москвы не без негативного влияния Литвы случилась война с самим Новгородом, отчего и присоединение его к Московской державе не прошло мирно.
Как же складывалась тогда обстановка вокруг Новгорода, какие отношения связывали его с обоими соперниками и претендентами на обладание им и какие перспективы открывались перед вольным городом при сложившемся балансе сил?
К тому времени попаданию Новгорода под власть Москвы альтернативы почти не оставалось. Вторая половина XV века на Руси может называться временем полного торжества объединительной политики Москвы. Именно тогда на политической карте Европы возникло огромное, не знающее себе равных по размерам, мощное в военно-политическом смысле образование — Московское государство. Время же, наступившее с последней четверти XV столетия, может считаться эпохой полного и окончательного утверждения российского самодержавия и первых шагов абсолютистского монархического государства.
Новая эпоха возникла не на ровном месте, она подготовлялась всей историей предшествующих десятилетий. Уже с середины XV века четко вырисовался государственный статус России, определивший всю ее будущность. Именно тогда с ее политической карты исчезли последние очаги удельной системы и завершилось формирование единого государства с прочными самодержавными началами.
Процесс строительства Московской державы занял около двух столетий и был связан с деятельностью многих исторических лиц, каждое из которых внесло свою лепту в создание нового мощного государственного образования. Итогом же двухвекового строительства стала деятельность великого московского князя Ивана Васильевича III, к годам правления которого (1462–1505) и относится окончательное становление единого и независимого российского государства как одно из самых важных явлений в нашей отечественной истории. Историк С.М. Соловьев, описывая процесс медленного и кропотливого строительства Московского государства, призывал отдать дань уважения и признания каждому поколению его строителей:
«Иногда видим мы, — говорит ученый, — как целые поколения в продолжение многих и многих лет тяжелыми трудами накопляют большие богатства: сын прибавляет к тому, что было накоплено отцом, внук увеличивает собранное отцом и дедом; тихо, медленно, незаметно действуют они, подвергаются лишениям, живут бедно; и вот наконец счастливый наследник трудолюбивых и бережливых предков начинает пользоваться доставшимся ему богатством. Он не расточает его, напротив, увеличивает; но при этом способ его действий по самой обширности средств отличается уже большими размерами, становится громок, виден, обращает на себя всеобщее внимание, ибо имеет влияние на судьбу, на благосостояние многих. Честь и слава человеку, который так благоразумно умел воспользоваться доставшимися ему средствами, — но при этом должны ли быть забыты скромные предки, которые своими трудами, бережливостью, лишениями доставили ему эти средства?».
