Фрау Эмма хмыкнула, окинула уходящего Вернера самым сардоническим взглядом и пошла к машине, бросив на прощание Лизе:
— Ну, я же вас предупреждала! Мои предсказания всегда сбываются. Вот и искомый король. До завтра, Лиза! Как получите аусвайс, немедленно загляните ко мне, в «Розу».
Далекое прошлое
Теперь о «роковой Авроре» зашептались и в Петербурге, и в Москве. Она не хотела слушать никаких утешений, не хотела даже с сестрой говорить: уехала в крохотное именьице Муханова, село Успенское, которое теперь по закону принадлежало ей, затворилась там, скрылась от всех, от молвы, сочувствия, злословия на два года.
Разумеется, Эмилия понимала ее горе, ее страх перед ударами судьбы, но она не могла смириться с тем, что красавица сестра заживо похоронила себя в такой-то глуши. У нее у самой жизнь складывалась прекрасно: она была любящей и любимой женой, заботливой матерью, блестящей светской дамой. С помощью графа Ребиндера, друга семьи, Эмилия стала хлопотать, чтобы Аврору зачислили в штат фрейлин императрицы. Та любила окружать себя прекрасными цветами, несмотря на то что Николай Павлович порою вдруг принимался повесничать. Хлопоты увенчались успехом, и Аврора принуждена была покинуть глушь и мрак заточенья и явиться на фрейлинскую службу.
Между прочим, это была весьма выгодная служба, не говоря уже о ее почетности. Фрейлины жили во дворце на всем готовом и получали от двух до четырех тысяч рублей в год. Жалованье сие было сравнимо с генеральским. Как правило, императрица, которая своего мужа обожала и считала, что ее семейная жизнь складывается весьма счастливо, с удовольствием устраивала личную жизнь своих фрейлин. Так что, послужив при дворе, у каждой имелся шанс весьма выгодно выйти замуж.
При виде прекрасной и печальной Авроры сердце добродушной Шарлотты, вернее сказать, императрицы Александры Федоровны, дрогнуло от жалости. Она немедленно перетасовала мысленно колоду всех известных ей женихов (такая колода непременно хранится в голове у каждой светской женщины, совершенно как у цыганки — в кармане ее необъятной пестрой юбки), с негодованием отбросила одних королей и валетов, с сомнением отложила в сторону других, и вдруг с восторгом уставилась на пикового короля, имя которому было — Павел Демидов.
Нижний Новгород, наши дни
Сирень цвела вовсю и у соседнего дома, и около того, в котором жила Алёна, и она подумала, что такой вот конец мая, который выдался в этом году, — самое лучшее время для жизни. Обычно в такие дни она останавливалась, что называется, под каждым кустом — нанюхаться сирени вволю, а когда черемуха цвела — останавливалась под каждой черемухой, а когда цвели яблони — под каждой яблоней, хотя, конечно, под ними приходилось стоять подольше, ведь аромат яблонь — тонкий и нежный, в голову не ударяет, его надо улавливать и ноздрями, и ртом, и словно бы всем существом своим, и глаза никак нельзя закрывать, потому что зрелище цветущих яблонь, яблоневых нежных цветов, белых, чуточку розоватых и прозрачных, — одна из самых красивых картин на свете. То есть это Алёна Дмитриева так думала. Хотя она не стала бы спорить, что зрелище цветущей сирени тоже обалденно-красивое. Ну а запах жасмина, цветение которого еще впереди, тоже заставит ее стоять под каждым кустом.
Вчера еще, примерно в эту же пору возвращаясь домой, она просто наслаждалась жизнью и весной, наслаждалась легко и радостно, как и положено наслаждаться, однако сегодня настроение было не столь безоблачным. Мысли мешали. Много думать вообще вредно, это всем известно, поэтому выражение «Во многой мудрости — многая печаль» вполне можно назвать не постулатом, а аксиомой, но гораздо более многая печаль в мыслях, которые бестолковы. Проще говоря, утомительно и огорчительно задавать себе вопросы, на которые не можешь ответить. Скажем, эта история с журналистками.
Ну да, они нашлись. Но так никто и не понял, почему они пропадали!
Конечно, можно себе представить, что началось в редакции, когда они вдруг появились. Визги, слезы, объятия, поцелуи… Девушки были, в общем, в порядке (первым делом Марина озабоченно спросила, не насиловали ли их, ну так вот — ничего такого не было), только физиономии у них были чумазые, пыльные, со следами слез. И обе девушки ужасно хотели есть.
— Еды нам никакой не давали, — рассказала Катя, — но ладно, хоть вода была. Из-под крана, правда, но и на том спасибо. Только она такой тоненькой струйкой шла, что даже умыться толком не удавалось, поэтому здорово было бы сейчас под душ. И поесть… можно кого-нибудь в «Макдоналдс» послать? Мне два бигмака, большую картошку фри и два пирожка, лучше с яблоками, но можно, в принципе, любых. И фанту со льдом. Да, еще мороженое с карамелью. А к бигмакам соус карри, хорошо?
— Мне то же самое, только не карри, а кетчуп, и три пирожка, — присоединилась Таня.
Между прочим, никто, ни одна живая душа в редакции не выразилась в том смысле, что в «Макдоналдсе» едят одни плебеи, а человек — это то, что он ест. Промолчала даже известная поборница здорового питания и всевозможных диет Алёна Дмитриева. Раз в год (ну, скажем, раза два или три… иногда четыре) она тоже позволяла себе оторваться на канцерогенах. Обычно это происходило, когда она страшно, нечеловечески уставала или ощущала, что количество диет уже переходит в качество — отвращение к жизни. Нездоровая и неправильная еда из «Макдоналдса» обладала поразительным свойством: она все ставила на место в ее мироощущениях и заставляла смотреть на мир куда более благосклонно, чем, к примеру, трехдневное голодание!
— Погодите, — изумленно сказала Марина, — так вы что, когда сбежали, прямиком приехали в редакцию, даже не поели нигде?!
— Ну да, — кивнула Катя. — Мы сразу поймали такси, хотя страшно было, конечно, снова садиться в случайную машину после того, как мы так влетели с этим «Ниссаном», и помчались сюда. Еще бы! Ведь это такая сенсация — похищение двух журналисток!
Марина с гордостью посмотрела на Алёну: вот, мол, какие девчонки у меня работают. Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете… На глазах у нее даже слезы умиления выступили. В смысле, у Марины они выступили. Ну а Алёна изобразила в своих сухих глазах подобающий случаю восторг, но подумала, что именно поэтому, наверное, и забросила журналистику, которой когда-то, в былые молодые года, занималась: слишком уж она любила себя, любимую, слишком уж сибариткой была, и никакая сенсация не могла бы отвлечь ее от мыслей о хорошей еде и горячем душе.
Впрочем, Таня немедленно внесла нотку трезвости в эту симфонию умиления.
— Да и вообще, у нас дома хоть шаром покати, — сказала она прозаично. — И горячую воду как раз отключили, а здесь же душ работает?
— Работает, работает, — успокоила Марина. — Давайте, идите.
Первой под душ пошла Таня. Катя еще раз продиктовала младшему редактору Людочке длинный список того, чем следовало запастись в «Макдоналдсе», и жадно закурила, повалившись в кресло и так блаженно вытянув ноги, как будто прошедшие сутки провела, сидя на корточках.
