Ну вот наконец-то можно было начинать задавать вопросы, что Алёна и начала незамедлительно делать:
— Что произошло? Как вы попали в этот «Ниссан»? Я ведь видела, как вы в него садились — вас вроде бы никто силком туда не запихивал!
— Совершенно никто, — сказала Катя. — Но когда наша редакционная машина сломалась и мы начали другую ловить, вдруг остановился этот «Ниссан», вышел этот симпатичный парень — нет, ну он правда очень симпатичный, бездна обаяния! — и говорит, мол, пресса опаздывает как обычно? А я говорю, откуда он знает, что мы — пресса? А он говорит, что видел меня по телевидению, когда показывали репортаж о конкурсе репортеров Нижнего. Мы с Танькой как раз победили, и нас награждали. Он это видел. Восхищен, все такое, и с удовольствием подвезет нас туда, куда надо. Ну, мы и сели. И поехали. А вы нас заметили, да? Я на вас смотрела…
— Я вас заметила, но не могла вспомнить, где раньше видела, — усмехнулась Алёна. — И потом, когда пришла в редакцию и узнала, что вы исчезли, вспомнила, что вы садились в серый «Ниссан». Но погодите, девушки. Рассказывайте по порядку. Где вас держали? Как же вам удалось сбежать? И что от вас вообще хотели?
— Да черт их знает, чего они от нас хотели! — пожала плечами Катя. — Они только все время талдычили, чтобы я не лезла, куда не следует. «Хочешь жить — сиди и не суйся не в свое дело!» — таков был общий смысл всей этой чепухи, которую они несли. Я пыталась спросить, в чем вообще проблема, чего от нас хотят, куда именно я не должна соваться, кто они такие и когда нас отпустят, но ни одного толкового ответа не было. «Обещай, что никуда не будешь соваться!» — вот и все. Но когда я снова и снова спрашивала, куда именно, они не отвечали. Вообще получалось, что Таньку со мной за компанию прихватили, а все дело в том, что я куда-то «совалась». Глупости какие-то! Не похищение, а фарс! — сказала Катя с некоторым как бы даже разочарованием. — Нас не мучили, не били, и мы не сбежали — это было просто невозможно, потому что эти два мужика сидели как привязанные около двери. Не с нашей стороны, нет, но дверь все время была открыта, то есть наше каждое движение стерегли. У них был пистолет.
— Настоящий? — уточнила Алёна.
— В каком смысле? — растерялась Катя.
— Ну, может, газовый или пневматический.
— Да фиг его знает. Большой черный пистолет, все как положено. Очень похожий на настоящий. Уточнять нам, если честно, не очень хотелось.
— Да уж наверное! — с ужасом передернула плечами Марина. — Но ты рассказывай, Катюша, рассказывай!
— Окна были закрыты ставнями или щитами какими-то, там было темно и сыро, из рощи — дом стоял совсем уж на окраине Сормова — несло каким-то противным ветром. Дом старый, рассохшийся весь, там в каждую щель дуло. Он был явно заброшенный, там рядом ни одной живой души, я думаю, наверное, они потому и выбрали такое место, что никто ничего не видел бы — просто видеть было некому, никаких соседей, дорога очень далеко. Ну так вот — они сидели там, за дверью, разговоров с нами не начинали, только если мы с Танькой начинали возмущаться и требовали нас отпустить или хотя бы объяснить, почему нас сюда привезли, они заводили эту мутату — мол, мне нельзя куда-то там соваться. Иногда они звонили по мобильному, иногда им кто-то звонил, но разговоров мы не слышали. И вот буквально час назад кто-то снова позвонил и что-то такое сказал, от чего они жутко, просто жутко перепугались. То есть сначала они мирно спросили, кто такой Муравьев…
Мезенск, 1942 год
Фрау Эмма уехала. Вернер скрылся. Лиза осталась одна. Никто не предложил отвезти ее домой. А почему они, собственно, были должны?.. С одной стороны, хорошо, что эти оба странных человека хоть на время оставили ее в покое, с другой — Лиза вдруг почувствовала себя одинокой и растерянной.
Что делать? Куда идти? Вернуться домой? Или все-таки попытаться сбежать? Она свободна. Присмотра никакого. Петрусь не поплелся следом, хотя этого следовало ожидать. Вполне можно попытаться…
Чтобы уйти из Мезенска, надо перейти мост. Там неподалеку линия фронта. Если умудриться ее пересечь, можно вернуться домой.
Пересечь линию фронта, да шутка ли сказать?!
Не шутка. Поэтому нужно все делать по очереди. Сначала перебраться через мост.
А как же взрыв в ресторане? А как же замысел подпольщиков, который невозможно осуществить без ее помощи?
«Да что вы ко мне привязались? — мысленно сказала Лиза отцу Игнатию и Петрусю. — Что, на мне свет клином сошелся? А если бы меня не оказалось на берегу в ту минуту, когда погибла Лизочка? Или если бы я не потащилась относить эту несчастную квитанцию, не попалась бы вам на глаза? Как бы вы обходились? Наверное, что-нибудь придумали бы, верно? Вот и теперь придумаете!»
Она не очень хорошо представляла себе дорогу к реке, но улица шла вниз, а река непременно должна бежать в низине. Значит, ей туда.
Лиза быстро шла по неширокой, неожиданно многолюдной улице. Ощущение невероятности происходящего, которое уже вроде оставило ее, накатило вновь при виде множества этих бледных, исхудалых, замученных и так плохо одетых людей. Почти у всех в руках были сетки-авоськи с какими-то свертками, кто-то нес узел, кто-то — заплечный мешок. Многие везли свои узлы на топорно сработанных двуколках или в детских колясочках. Наверное, тащили вещи или продукты на обмен, на одну из многочисленных толкучек, которые стихийно возникали чуть не на каждой площади. Зато какое безлюдье царило ночью! Вчера с наступлением сумерек город замер. Слышался только стук шагов немецких патрулей, обутых в сапоги с железными подковами. По центральной улице иногда мчались военные машины. Шум их моторов отдавался в соседних кварталах и нарушал и без того неровный сон Лизы.
Спуск становился все круче, и вот впереди, в просвете между домами, мелькнула сизая полоска. Река!
Лиза ускорила шаги и скоро оказалась на невысоком берегу. Остановилась, чтобы оглядеться. Через реку, к довольно большому селению, раскинувшемуся на противоположном берегу, перекинут мост — громоздкое, неуклюжее сооружение! Через него мчатся машины, едут телеги, идут люди. На обеих сторонах моста охрана. Людей пропускают почти беспрепятственно, документы проверяют выборочно, телеги досматривают все. Машины тормозят только те, у которых за ветровым стеклом нет зеленой таблички. Что на ней написано — неведомо, наверное, это какой-то особый пропуск.
Ну что, рискнуть? А если остановят? Сказать, что пропуск будет готов только завтра? Но за каким чертом ты без пропуска потащилась в соседнее село, где у тебя нет родственников? Вранье насчет того, что хотела вещи на продукты сменять, тоже не пройдет: во‑первых, у тебя нет вещей для обмена, во‑вторых, крестьяне сами везут все в город.
Лиза с тоской смотрела на реку.
«Я хочу домой! Я хочу туда, где нет войны! Ну есть же такое место на свете хоть где-нибудь! — думала она, чувствуя, как слезы текут по щекам. — Я не могу здесь! Я не героиня! Я не хочу участвовать ни в какой борьбе!»
