— Слезы утри да не стой тут, а то привяжется, сволочь поганая! — проговорил кто-то рядом торопливо, неразборчиво, словно сквозь зубы, и Лиза всполошенно оглянулась.
Около нее стояла немолодая женщина в поношенном платье, с узлом в руках. Платок был низко надвинут, скрывая лицо. Она говорила с Лизой, но смотрела куда-то в сторону, и Лиза вдруг заметила, что туда же оглядываются все идущие мимо. Она тоже посмотрела — да так и обмерла.
Высоченный молодой немец, опираясь на железный плуг, вспахивал газон между домом и деревянным тротуаром. В плуг были впряжены четверо мужчин: исхудалых — кожа да кости! — в изорванной и грязной военной одежде. Лица их были туго обтянуты спаленной солнцем кожей, глаза ввалились. Они были босы.
«Да ведь это пленные! — вдруг поняла Лиза. — Такие же пленные, каких сегодня утром должен был привести пан Анатоль, чтобы вырвать бурьян на развалинах. Но здесь-то зачем пахать?! И как вообще можно было додуматься до этого?!»
Немец пахал деловито, старательно. Фуражка его была сдвинута на затылок, китель висел на изгороди, на белой нижней рубахе проступил пот. Подтяжки, которые придерживали брюки, натянулись на его напряженной спине. Было что-то невыносимо бюргерское в этих подтяжках! Он старался. Он пахал этот несчастный газон так деловито, как будто совершал некое чрезвычайно важное деяние. Невозможно было понять, поверить, что издевательство над людьми может доставлять удовольствие другому человеку, но это было несомненно. Его румяное от усилий лицо с тяжелым подбородком выражало торжество — наверное, тем, что никто, кроме него, до этого еще не додумался — пахать никчемушный газон на людях!
Вот он вытащил из-за пояса кнут и со всего размаха стеганул по пленным. Те рванулись, напрягли последние силы — лемех, запущенный глубоко в землю, тронулся с места.
Лиза рванулась вперед, но кто-то с силой вцепился в ее руку. Та женщина в платке…
— Нельзя, молчи, убьют! — прошипела она. — Или в гестапо отволокут. Терпи! Отольются им наши слезы! Пошли отсюда, а то вон патруль притащился, еще прицепятся.
Лиза оглянулась. Прохожие спешили пройти мимо. На всех лицах было написано страдание, которое они тщетно старались скрыть. Веселились только патрульные: два солдата и унтер-офицер. Они молча остановились, сначала таращились с туповатым изумлением, а потом дружно расхохотались.
Лиза резко отвернулась и пошла прочь от берега. Ни одной мысли не было у нее в голове. Она не размышляла о гитлеровской идеологии, изуродовавшей людей и опустившей их до скотского состояния. Она не думала о том, что земля должна гореть под ногами оккупантов. Она шла и тихо, истово молилась Богу о том, чтобы этот «пахарь» в подтяжках оказался в «Rosige Rose» в тот вечер, когда там рванут кислотные мины, которые пронесет туда она, Лиза.
Далекое прошлое
Демидову недавно исполнилось тридцать восемь. Он происходил из семьи знаменитых уральских заводчиков, некогда получавших дворянство и титулы из рук самого Петра I. Павел Николаевич был старшим сыном Николая Никитича Демидова, тайного советника и камергера, российского посланника во Флоренции. Его мать происходила из древнего рода Строгановых.
Павел получил блестящее образование. Проявляя «патриотическую ревность», в четырнадцать лет решил отправиться воевать против французов и для этого в 1812 году сформировал на средства отца специальный Демидовский егерский полк. Павел Демидов участвовал в Бородинском сражении. Однако дальнейшую карьеру сделал на гражданской службе. Он получил титул действительного статского советника, стал камергером двора, был награжден множеством орденов. В наследство Демидов получил горнорудные прииски на Урале и в Сибири, а также восемь фабрик, работавших на нужды армии.
Павел Демидов был известен своей страстью к коллекционированию. Его дом на Большой Морской напоминал восточный дворец, наполненный несметными сокровищами. Венцом его приобретений был знаменитый алмаз «Санси», некогда принадлежавший Карлу Смелому, затем утерянный, вновь найденный… легендарный, волшебный камень!
Свои богатства — поистине несметные! — Павел Николаевич тратил отнюдь не только на коллекционирование, но и не на кутежи и красоток, хотя и того, и другого в его жизни было много. Он стал одним из крупнейших российских меценатов и благотворителей. Однако здоровье его было слабым. Чем дальше, тем меньше времени мог он проводить без инвалидного кресла. Правда, явиться по приглашению императрицы во дворец он смог на своих ногах.
Выслушал ее просьбу, а затем получил приглашение на придворный бал. Пришел туда. Посмотрел в прекрасное, печальное лицо Авроры Шернваль. И между двумя вальсами, которые не танцевал, конечно, из-за своей болезни, сделал предложение.
И тут же Демидов выставил свои требования: он обеспечивает жене роскошное существование, а она никак не вмешивается в его жизнь, не пристает с разговорами и как можно реже появляется в гостиной.
Аврора так удивилась, что дала согласие…
Мезенск, 1942 год
Лиза не помнила дороги домой. Вообще странно, что не заблудилась на незнакомых улицах, тем более что не обращала внимания, куда идет. Однако случайно взглянула на дом, мимо которого проходила, — и придержала шаги, увидев табличку: «Липовая, 12». Ну так она уже почти пришла, оказывается! А вот и покосившаяся ограда, вот и знакомый флигель, вот и развалины… развалины, по-прежнему заросшие бурьяном. Неужели пану Анатолю не удалось заполучить пленных?! И вдруг Лиза увидела его… лежащего под крыльцом.
Милостивый бог! Заболел, что ли? В обморок упал?! А что это за звуки раздаются? Храп? Он задыхается? Умирает?!
Лиза осторожно подошла поближе, наклонилась и тотчас отпрянула, сморщившись, — таким перегаром шибануло в лицо. Пан Анатоль спал — мертвым, вернее, мертвецки-пьяным сном, чудовищно и жутко храпя. Фу, гадость какая!
Лиза брезгливо подобрала подол и осторожно переступила Анатоля. Поднимать его и усаживать поудобнее не было ни малейшей охоты. Она ступила на крыльцо, и тут ступенька нервно заскрипела. Через мгновение распахнулась дверь, и на крыльцо вылетел Петрусь с безумными глазами. В руках он держал винтовку наперевес:
— Руки вверх!
— Ты что? — изумленно воскликнула испуганная Лиза. — Спятил?!
— А, это ты, — неприветливо буркнул Петрусь, опуская винтовку. — Что так рано пришла?
— А что, ты не один? — едко спросила Лиза, поражаясь тому, какую неприязнь возбуждает в ней этот красавчик со всеми его итальянистыми атрибутами. Честное слово, кажется, даже Алекс Вернер казался ей симпатичней! Вдобавок она учуяла винный дух, исходящий от Петруся.
— Фу, — пробормотала Лиза, сморщившись. — Так вот это чьих рук дело! — махнула она в сторону Анатоля. — Нашел с кем пить, с этим придурком.
— Ну, знаешь, ты мне не жена, чтобы указывать, с кем мне пить! — огрызнулся Петрусь. — Пришла тут… умная больно!
