– Я работал… – тут же возмущенно отозвался он, и я устало закрыла глаза, пытаясь понять, как я умудрилась влипнуть в один из миллиона разговоров, которые уже случались между нами.
– Я знаю. Работал. Ты был занят, и ты был в командировке. А у меня просто плохой день. Я все это слышала, эти и другие слова, которые ты можешь мне сказать. Такие красивые и логичные. Как ты умудряешься хранить свой чертов мир в целости, таким нетронутым и безупречным, несмотря ни на что? Я тебя бросила, почему, черт возьми, ты все еще здесь? Я просто не могу понять, Сережа, что именно тебя тут держит? Возможно, тебе просто некуда пойти. Нет, я не в претензии, просто размышляю. – От долгого сидения на подоконнике у меня занемела нога, и я осела на пол, когда попыталась спуститься на землю. В смысле, спрыгнуть с подоконника.
– Ты в порядке? – тут же спросил он заботливо, бросаясь ко мне, но я остановила его рукой в попытке помочь мне подняться на ноги.
– Не надо, я сама встану. Я всегда встаю сама. Я все делаю сама. Даже тебя сама сделала. Слепила из того, что было.
– Ну, началось! – Сережа всплеснул руками.
– Ничего и не заканчивалось. Зачем ты ушел от жены, Сережа? Почему ты меня не бросил? Я бы поплакала и зажила бы дальше – долго и счастливо. Но ты пришел, остался, позволил мне бросить к твоим ногам всю свою жизнь, родить тебе детей, ждать тебя из твоих так называемых командировок, делать вид, что у нас все хорошо. Давать тебе шанс. Сколько у нас было шансов, Сережа? Ты думаешь, и в этот раз я его тебе дам?
– А тебе не кажется, что в этот раз это ты должна просить меня дать тебе шанс? – Сережа сощурился и добавил специальный акцент на слове «тебе».
– Ты хочешь дать мне шанс? – переспросила я, а затем расхохоталась.
Он смотрел, как я смеюсь, и лицо его менялось, словно с него сползал макияж, нанесенный толстым слоем на его настоящее – бледное и злое лицо. Наконец-то. Я ждала его злости уже слишком долго.
– Тебе просто необходимо все это устроить? – спросил Сережа, сжав зубы. – Ты можешь оскорблять меня, сколько влезет.
– Серьезно? – изумилась я. – В меня много влезет. Тебя ничуть не задевают мои слова? Почему? Это же ненормально, ты же ведь живой человек, и не может быть, чтобы бесплатное спальное место значило больше, чем твоя гордость.
– Тебе не идет быть стервой, – процедил он.
– Почему это? Многим очень даже идет быть стервой! Стервы всем нравятся, они независимы и не позволяют обращаться с собой как с мусором.
– Я никогда не обращался с тобой как с мусором. Но если хочешь, изволь – поговорим. Ты всерьез хочешь, чтобы я уехал? – Его тон вдруг поменялся. – Или ты ведешь себя так борзо просто потому, что думаешь, что этот долговязый хмырь подберет тебя и потащит в светлое будущее? Подберет тебя – женщину под тридцатник, с двумя детьми…
– Мне двадцать шесть.
– А выглядишь ты на тридцать пять. – Его зрачки сократились, он глубоко дышал. Голубоглазый блондин вдруг перестал быть таким уж симпатичным, его глаза превратились в холодные змеиные.
– Это не твоя проблема.
– Нет, моя дорогая. Это моя проблема, потому что потом, когда твой этот хмырь не оправдает твоих надежд – а он не оправдает, потому что никому не нужна баба с двумя чужими детьми, – ты прибежишь ко мне. И что ты думаешь? Что ты сможешь щелкнуть пальцами и я вернусь? Скажешь мне что-нибудь про детей, расплачешься, и я все забуду и приму тебя обратно? Или ты всерьез считаешь, что потянешь жизнь матери-одиночки с двумя детьми? Да, и даже не начинай про то, что ты – самостоятельная и независимая, и про то, какой ты психолог. Что ты будешь делать без меня, без своей сестры, без никого? Ты никогда не была одна.
– Я всегда была с тобой, – против воли я почувствовала, как противный липкий страх потом течет по моей спине.
– Именно так, Лиза. Ты понятия не имеешь, что такое настоящее одиночество. Что ты знаешь о своем будущем? Сейчас оно кажется тебе светлым, но жизнь все расставит по своим местам. Ты измотаешься и пострашнеешь. У тебя появится этот голодный взгляд тетки в свободном поиске. Тебя станут называть «женщина», спрашивая, выходишь ли ты на следующей остановке. Никто уже не обратится к тебе – девушка. Нет, я не говорю, что не найдется на тебя охотников. Они всегда есть – почему бы не переспать с доступной женщиной в отчаянии? На что ты вообще надеешься? На любовь? На своего физика чертова? Он исчезнет, как только узнает, что ты реально разведена. Все они только рады с тобой переспать, пока ты – благополучная замужняя женщина. Потому что это безопасно, моя дорогая. Замужняя женщина – это сплошная радость и нулевая ответственность. Разведенная с двумя детьми – совсем иная история. Но не переживай, желающие все равно найдутся. Похуже, попроще, приезжие, к примеру. Постарше, женатые, с ишемией сердца. Встречаться пару раз в месяц, без обязательств. Как тебе такая психология? Ты думаешь, мне нужна твоя квартира или твоя любовь? Мужчина всегда может найти и то, и другое. Это не такая уж редкость – квартира и, уж тем более, любовь. – Сережа горел, как мусорный бак, подожженный подростками. «Вешать на любых столбах» – вот каким было его лицо.
– Тогда почему ты все еще здесь? – спросила я еле слышно.
И, как ни странно, мой вопрос словно отрезвил Сережу, привел в чувство. Он вздрогнул и огляделся вокруг, словно забыл, где находится. Затем посмотрел на мое бумажно-белое лицо и сделал шаг мне навстречу, но я отшатнулась. Так мы и шли – он наваливался на меня, как убийца на отступающую жертву, его лицо изменилось, неприятная, неестественная улыбка растянулась на его губах.
– Потому что я все еще люблю тебя, – сказал он фальшивым тоном, словно вдруг вспомнил текст своей роли.
Сережа судорожно попытался вернуться обратно в образ, но я уже вырвалась и добралась до двери. Я выбежала из квартиры, унося с собой Майкину книгу и треснувший от падения телефон.
Глава 9. Не моя головная боль
Японятия не имею, что такое настоящее одиночество. Как психолог, я почти ежедневно сталкиваюсь с людьми, которые одиноки. Я знаю, как им помочь, и я также понимаю с профессиональной безжалостной ясностью, что помочь им до конца у меня не получится. Одиночество невозможно исцелить, как и изменить то, кто ты есть. Одиночество – норма, мы рождаемся такими и умираем, все, что мы можем, – это некоторое время жить рядом с кем-то. Рядом с Сережей, например.
Я понятия не имею, что такое настоящее одиночество, Сережа абсолютно точно ударил в цель, нашел мое слабое место. Я никогда не была по-настоящему одинока, кроме того момента, когда полированный ящик с телом моего отца исчез под землей, оставив мне вместо человека табличку с фотографией и место, куда я могу класть цветы. Я помню панический страх, ледяной космический холод настоящего одиночества в момент, когда я поняла, что отца больше нет. Настанет день, и меня тоже не станет. Именно тогда ты вдруг понимаешь это по-настоящему, именно в этот момент осознаешь, насколько одинока в этом бесконечном мире людей. Миллионы людей бесконечно одиноки до такой степени, что они начинают сходить с ума. Огромное количество людей – как разбросанные во вселенной звезды. Но стоит звездам подойти слишком близко друг к другу, и адская сила гравитации разнесет их в клочья.
