– Через неделю. И в параллельный класс. Машка ее действительно больше в школе не трогала, зато Сашка после уроков подловил, на снег свалил и стал лицом в собачье дерьмо тыкать, потому что у нас тут тогда ворота только для виду были, а так – заходи кто хочет, вот здесь люди с собаками и гуляли. А Сашка тычет и приговаривает: «Ты сама дерьмо, у тебя дерьмо даже изо рта прет, вот и жри его! Пополняй запас!» Я, конечно, его слова облагородила, потому что выражался он исключительно матом, но суть не исказила. Его, естественно, к директору вызвали, а он дерзко так ответил, что Лариску они только в школе пообещали не трогать, а это было уже за ее стенами. И что с ним делать? На учете в детской комнате милиции он и так стоял. Отругали, пригрозили, что в школу для трудных подростков переведут, и отпустили. Лариску после этого в другую школу перевели, а толку? Жили-то они все ровно в одном доме, так что легче ей не стало.
– А что с Люсей стало?
– Я ее после того дня никогда больше не видела. Она же, оказывается, себя не помня, в чем была, на улицу выскочила и домой побежала, а ключи-то от квартиры в сумке остались. Вот и пришлось ей на холодной лестничной площадке сидеть. Хорошо, что Машка, после того как от директора вышла и узнала, что Люся убежала, ее одежду и сумку взяла и за ней бросилась. Болела Люся сильно, Машка говорила, воспаление легких. А потом она уже в другую школу перешла. Но я слышала, сейчас у Люси все в порядке, она…
– От кого? – тут же уточнила я.
– От Машки, от кого же еще? Мы в мае собирались всем классом – пять лет после выпуска все-таки. Ну, разговорились, как у кого дела. Машка пришла в таком платье, что мы просто рты разинули, думали, она замуж за какого-нибудь крутого выскочила, а оказалось, что она всего лишь официанткой работает.
– Ну, это смотря где, – заметила я. – В хороших местах на чаевые можно неплохо жить.
– В клубе «Глобус», – ответила Марина. – Ее брат только-только из армии пришел, так она договорилась, чтобы его туда охранником взяли.
Мои ноги резко ослабели в коленях, и мне стоило большого труда не взвизгнуть от радости, а нейтральным тоном произнести:
– Знаю такой. Хлебное место.
– Представления не имею, я ни разу ни в одном клубе не была, и как-то не хочется. Если верить тому, что по телевизору показывают, то ходят туда больше для понта, чем для отдыха: музыка гремит, все толкаются, орут… Выпивка, наркотики…
– Не ожидала от себя, что такое скажу, но в этом случае телевизору верить можно, – заверила ее я. – Только что-то поздно Александра в армию призвали, если он только весной демобилизовался.
– Так он по контракту там остался, чтобы денег заработать – им же квартиру в порядок приводить надо. Пока он служил, их мать прошлой осенью умерла. Представляете себе, на что похожа квартира, где живет тяжело пьющий человек?
– Не представляю, просто знаю, и, к счастью, не на собственном опыте – по бывшей службе приходилось в таких бывать. А про Ларису Маша ничего не говорила?
– А как же! Мы же всех вспомнили, с кем в первом классе учиться начинали: и Люсю, и других, в том числе и эту дрянь. Оказывается, она на рынке работает и ребенка без мужа родила. А живет-то в том же доме! Вот Машка и рассказывала, что как встретит Лариску во дворе, так тут же интересуется: «Ну, выяснила, от кого ребенка наблудила?»
– Злопамятная она, однако, девушка, – покачала головой я.
– Да нет, она просто долгопомнящая. А за Люсю они с братом кого угодно на клочки порвут.
– Значит, они все эти годы продолжали дружить.
– Ну да! Люся и в армию Сашке писала, а с Машкой так они постоянно встречались. Позовешь Машку в кино на какую-нибудь картину, а она в ответ: «А мы с Люсей ее уже видели».
– Ну, в таком случае они могут знать, где сейчас Люся, а может, она вообще у них, – предположила я. – Как их фамилия и где они живут?
– Терентьевы, а живут они, – она повернулась к окну и показала: – Вон та хрущевка, вторая от угла. Но насчет подъезда и квартиры ничего не скажу – не была у них ни разу, да и никто не был. Какие могут быть гости, если у них дома ужас что творилось?
– Ничего, на месте разберусь, – пообещала я. – Спасибо вам большое, Марина! Вы даже не можете себе представить, как мне помогли! И извините, что оторвала вас от работы.
– Люсе, если увидите ее, привет передайте. Скажите, что мы все о ней с большим теплом вспоминаем.
Я покивала девушке на прощанье. Спускаясь по лестнице, я удивлялась собственной тупости – как только я услышала, что Маша работает официанткой в «Глобусе», надо было сразу сообразить, что это именно Терентьева. Я сталкивалась с ней два года назад, когда искала причину самоубийства Наташи Куликовой. Я еще тогда отметила, что девчонка эта – настоящая оторва, которой не то что палец в рот нельзя класть, а даже издалека его показывать, а то по плечо руку откусит.
Подъехав к дому Терентьевых, я вышла из машины и стала думать, как мне узнать номер их квартиры. Из-за пасмурной погоды старушек на лавочках во дворе не наблюдалось. Пришлось прибегнуть к самому примитивному, но действенному способу. Домофон был сломан, поэтому я без задержки вошла в подъезд, где на первом этаже позвонила в дверь, за которой раздавались звуки человеческой жизнедеятельности, в смысле кто-то спустил воду в сливном бачке – в хрущевках же туалет рядом с входной дверью и на лестнице все слышно. Дверь незнакомым людям сейчас не открывают даже слабоумные, и я очень удивилась, когда она даже без уточнения, а кого это черти принесли, гостеприимно распахнулась передо мной. Причина такого бесстрашия стояла рядом с хозяйкой и скалила зубы – это был здоровущий ротвейлер. Я объяснила, что забыла номер квартиры Терентьевых, и получила краткий совет тренировать память и ответ, что живут они, вообще-то, в соседнем подъезде, в двадцать седьмой квартире. Прочирикав благодарность, я ретировалась под неласковым взглядом пса. Между прочим, если бы у меня был такой, я бы тоже сразу дверь открывала.
Двадцать седьмая квартира находилась на втором этаже, дверь была стальная, но не из дорогих – видимо, на это денег не хватило. Я позвонила, и дверь мне опять-таки без уточняющих вопросов открыл такой парняга, с каким даже я не хотела бы встретиться в подворотне. Даже днем. Он был ростом не менее 190 сантиметров и представлял собой гору тренированных мышц. Именно тренированных, а не накачанных. Кубики на прессе очень хорошо смотрятся на страницах глянцевых журналов, но толку от них никакого, а у этого был не пресс, а броня из мускулов, о такую можно только руку отбить, не причинив парню ни малейшего вреда. Одет он был в обрезанные чуть выше колен штаны из камуфляжки, на ногах – вьетнамки, на шее – простая металлическая цепочка с крестом и солдатским жетоном, вот и все. Словно высеченное из камня лицо было бесстрастным, как у истукана, и столь же приветливым.
– Здравствуйте, мне нужна Маша. Она дома?
– Машка! К тебе! – произнес парень и ушел.
Появившаяся девушка, едва взглянув на меня, сказала:
