* * *
Лафкадио Хирн: сочинитель «странных» историй
Почти невозможно представить себе писателя, которого почитают собственным национальным достоянием сразу четыре народа – ирландцы, американцы, греки и… японцы. Тем не менее такой автор существует, зовут его Лафкадио Патрик Хирн (1850–1904), впрочем японцы предпочитают называть его Якумо Коидзуми, и это вполне оправданно. Что интересно: ни одна из упомянутых наций совершенно не стремится (как это бывает!) доказать свое право единолично «владеть» писателем. В этом есть справедливость: разные этничности вполне органично сосуществовали в душе художника при его жизни. Не конфликтуют они и post mortem. За свою недолгую жизнь Хирн поочередно побывал сначала греком, потом – ирландцем, гражданином Британской империи, затем американцем и, наконец, почти полноценным японцем и скончался, кстати, подданным микадо. С завидной регулярностью он менял и имена. С рождения лет до двадцати пяти его звали Патриком. Потом он надолго превратился в Лафкадио Хирна, а с середины 1890-х – и уже до конца дней – его звали Якумо Коидзуми.
Он немало попутешествовал по миру. Можно даже сказать: вся его жизнь – это путь. И двигался он всегда в одном направлении – на запад. Только для того, чтобы в конце концов оказаться на самом что ни на есть Дальнем Востоке – в Японии.
Но поразительно и странно не это, а то, что судьба заставляла его постоянно менять этничность. Грек по матери, он формировался и рос в Ирландии, вполне органично впитывая ее культуру (см. рассказ «Подсолнух»). Потом оказался в США, на Среднем Западе, и был вынужден адаптироваться к местному культурному коду. Затем обосновался в Новом Орлеане. А этот город по своему духу и атмосфере разительно отличался от того, к чему он уже привык в американской глубинке. Но он искренне полюбил и узнал его. Прошло несколько лет, и вот Хирн уже вне пределов США – на французских Карибах, на Мартинике. А там не только другой язык – там люди живут совсем по-другому. У них иной опыт – исторический и культурный, иные ценности, другая религия… Цвет кожи, наконец! Но и в эту жизнь он вписался. А потом очутился в Японии и… превратился в японца. Выучил язык, отказался от европейской одежды и пищи, поселился в японском доме, женился на японке и стал… Якумо Коидзуми. О произошедшей метаморфозе точно написал австриец Гуго фон Гофмансталь, хорошо знавший писателя: «Лафкадио Хирн, так глубоко и сильно любивший Японию, быть может, единственный европеец, знавший эту страну в совершенстве и привязанный к ней всем сердцем. Он любил ее не любовью эстета и не любовью ученого, а любовью сильнейшей, всеобъемлющей, редкой – любовью, которая живет внутренней жизнью любимой страны». Конечно, история литературы знает примеры вполне успешной смены этничности: Владимир Набоков, Эльза Триоле, Анри Труайя. Но Лафкадио Хирн, конечно, иной случай – и совершенно уникальный. Русские превращались в американцев, французов, а тут столько всего! Впрочем, быть может, он от рождения был космополитом и потому без труда менял языки и национальности?
Хирн прожил недолгую жизнь и едва ли был счастлив. Неудачи преследовали его почти постоянно. Во многом они стали следствием личных обстоятельств. Он был не уверен в себе, мнителен, скрытен, более готов к поражениям, чем к победам. Дитя мезальянса (как в социальном, так и в национальном смысле), он родился на острове Левкас (Лафкадиа – в греческой транскрипции). От греческого названия острова происходит и его необычное имя – Лафкадио. Впрочем, до двадцати пяти лет его чаще называли Патриком, именем, которое дал ему отец. Последнего звали Чарльз Хирн, он был военным врачом – офицером британской армии и оказался на архипелаге волею обстоятельств. Чем он покорил красавицу-гречанку по имени Роза – неизвестно, но она родила ему трех сыновей и уехала с ним на его родину, в Ирландию. В Дублине жили родители и многочисленная родня мужа. Здесь Чарльз Хирн оставил молодую жену и детей на попечение родственников и отправился в Россию, на Крымскую войну. Потомственный дворянин и талантливый хирург, он тем не менее был человеком невысокой морали и нравственности и не способен на настоящие, глубокие чувства. Когда он вернулся из России, то любил уже другую женщину. Роза страдала в Ирландии – и от климата, и от одиночества, по-английски она почти не понимала и разговаривать не умела. Муж был всегда далеко – то на одной войне, то на другой, и к тому же совсем не любил ее. Она отпросилась погостить на родину, чтобы не возвращаться обратно. Там она вскоре заболела, впала в глубокую депрессию, а потом оказалась в сумасшедшем доме, где через несколько лет умерла.
Будущий писатель навсегда расстался с матерью в возрасте шести лет и поэтому почти не помнил ее. Родителей заменила тетя отца – женщина очень мягкая и добрая, искренне любившая и жалевшая Патрика. Ребенку с экзотической «южной» внешностью и выговором жить среди англосаксов и кельтов было нелегко. Домашний мальчик, он не имел друзей, физически не был крепок и часто просто не мог постоять за себя. К тому же в результате несчастного случая ослеп на один глаз и очень страдал от своего «уродства». Его отправили в хорошую школу, но окончить ее ему не довелось – денег у тети было совсем мало. Без образования и специальности, без протекции надежд реализовать себя на Британских островах у него не было. В девятнадцать он перебрался в Америку к дальним ирландским родственникам и поселился в Цинциннати, штат Огайо. Учился на печатника, но стал журналистом. Писать начал почти случайно, отчаянно нуждаясь в дополнительном заработке. Начинал как репортер криминальной хроники и рецензент книжных новинок. Его первая газета была небольшой, и получал он совсем немного, но с самого начала своей карьеры выделялся: писал не как репортер, совсем не так, как другие, – рассказывал красиво, порой несколько вычурно о вещах прозаических, обыденных, даже грубых и жестоких.
Здесь, в Огайо, Патрик Хирн окончательно превратился в Лафкадио Хирна. Здесь же, в Цинциннати, к нему пришло отчетливое понимание того, что его призвание – литература. С 1872 по 1875 год он активно сотрудничает в «Cincinnati Daily Enquirer» – крупнейшем периодическом издании штата. В газете он снискал репутацию энергичного репортера, но рамки газеты ограничивали, ежедневная рутина газетной работы сковывала творческую индивидуальность. В 1874 году вдвоем с товарищем-художником они организуют собственное издание под названием «Ye Giglampz» – иллюстрированный еженедельный журнал искусств, литературы и сатиры, вся литературная составляющая которого принадлежала Хирну, а многочисленные иллюстрации – его партнеру. Появление нового издания не прошло незамеченным: его с удовольствием покупали и читали. Но успех оказался недолгим: было выпущено всего лишь девять номеров, до того как предприятие обанкротилось. Возможно, Хирну удалось бы преодолеть и этот кризис, но на исходе 1875 года его уволили из «Enquirer», и он остался без работы. Поводом к увольнению стала его… женитьба. Он женился на женщине старше себя, с ребенком. Но причина заключалась не в этом, а в том, что в жены он взял негритянку, в прошлом рабыню, а этого местное общество не могло вынести. Хотя Огайо и был штатом нерабовладельческим, подобный мезальянс в глазах местного сообщества был недопустим. Травля со стороны обывателей, отсутствие работы, депрессия привели к тому, что брак распался и Хирн уехал из Цинциннати.
