– А почему бы вам не познакомить читающих по-английски с этой историей? Или, по крайней мере, с той ее частью, где действуют привидения и призраки? Человеку Запада будет в таком случае легче разобраться с нашими представлениями о сверхъестественном. Ведь они знают об этом очень мало. А я могу помочь с переводом.
Я с радостью согласился, и мы вместе составили пересказ той части романа Энтё, который показался нам наиболее насыщенным сверхъестественным. Местами нам пришлось изрядно подсократить оригинальный текст, но все же мы попытались сохранить главное, и особенно диалоги, поскольку последние представляют особый интерес психологического свойства.
Вот вам история о привидениях из романа «Пионовый фонарь».
I
В Эдо, в районе под названием Усигомэ, некогда жил один хатамото
[39] по имени Иидзима Хэйдзаэмон. У него была единственная дочь-красавица, и звали ее соответственно: О-Цую, что означает «утренняя роса». Когда О-Цую почти исполнилось шестнадцать, ее отец женился во второй раз. Но посчитал, что девочка не будет счастлива, живя с мачехой, и потому специально для дочери выстроил дом – небольшую, но очень красивую резиденцию в пригороде. Специально для нее он нанял прекрасно вышколенную прислугу О-Ёнэ, чтобы та вела хозяйство.
Не ведая забот, О-Цую жила в своем новом доме до тех пор, пока ее однажды не навестил их семейный врач Ямамото Сидзё. Он пришел не один – его сопровождал молодой самурай по имени Хагивара Синдзабуро. Тот жил неподалеку, в квартале Нэдзу. Синдзабуро был наделен необыкновенно привлекательной внешностью и очень воспитан. Неудивительно, что молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда. Несмотря на то что визит был краток, они успели признаться во взаимной любви и даже – старый доктор ничего не слышал – поклясться друг другу в вечной верности. Расставаясь, О-Цую шепнула возлюбленному:
– Помни! Если ты не придешь ко мне снова, чтобы увидеться, я непременно умру!
Синдзабуро, разумеется, не забыл этих слов, да он и сам стремился повидаться с девушкой. Но этикет запрещал ему нанести визит самостоятельно: потому он ждал, когда представится случай и старый доктор вновь навестит О-Цую, ведь он обещал взять его с собой, когда пойдет в ее дом снова. К сожалению, старик не сдержал данного обещания. От него не укрылось чувство, вспыхнувшее в девушке. Он испугался гнева ее отца, поскольку посчитал себя виновником произошедшего. Тем более что Иидзима Хэйдзаэмон слыл настоящим головорезом. И чем больше старый лекарь размышлял о возможных последствиях встречи молодых людей в загородной вилле, тем страшнее ему становилось. Потому, когда в следующий раз он решил навестить О-Цую, он сознательно воздержался от того, чтобы взять с собой молодого самурая.
Проходили месяцы; несчастная девушка, не догадываясь об истинной причине, убедила себя, что Синдзабуро пренебрег ее любовью. Она погрузилась в уныние, уныние переросло в болезнь, и она умерла. А вскоре после нее, не в силах перенести смерть госпожи, угасла и служанка О-Ёнэ. Их так и похоронили рядом, на кладбище Син-Бандзуй-Ин во дворе храма, который до сих пор стоит по соседству с Данго-Дзака, где каждый год устраивают знаменитый праздник хризантем.
II
Синдзабуро ничего не знал о том, что случилось, но душевные переживания истомили и его. Он тоже занедужил и болел долго. Выздоравливал медленно и был еще совсем слаб, когда его внезапно навестил старый лекарь. Ямамото взялся долго и путано извиняться за то, что давно не заходил к юноше. Тот сообщил ему:
– Я болею с самого начала весны. Я и сейчас почти ничего не ем. И по-моему, не очень вежливо с вашей стороны не вспоминать обо мне так долго… Я думал, что мы договорились вместе навестить дом молодой госпожи Иидзима; я хотел передать ей небольшой подарок в благодарность за любезную встречу, что нам оказали в ее доме прежде. Вы понимаете, что один пойти я не мог…
– Мне очень жаль говорить вам это, – горестно отвечал лекарь, – но молодая госпожа умерла.
– Умерла… – повторил за ним Синдзабуро и смертельно побледнел. – Вы сказали, что она умерла?
Доктор замолчал на мгновение, как бы собираясь с духом, а затем заговорил вновь, но уже совершенно иным тоном – как человек, решивший не придавать особого значения произошедшему:
– Я очень ошибся, познакомив вас: похоже на то, что она сразу же влюбилась. Боюсь, вы и сами помогли разжечь костер этого чувства: о чем-то же вы говорили тогда, когда остались наедине в маленькой гостиной. По всему я понял, что́ из этого может выйти, и очень встревожился: я очень испугался – а если это дойдет до ее отца? Тогда вся ответственность ляжет на меня. И я решил – вам бы, кстати, следовало оценить мою искренность, – что будет лучше не звать вас больше. Потому-то так долго и не навещал вас и к ней не ходил. Но вот несколько дней тому назад я зашел в дом Иидзима и, к моему великому изумлению, услышал, что дочь его скончалась и ее служанка О-Ёнэ тоже. Тогда, вспомнив, что происходило, я понял: молодая госпожа, должно быть, умерла от любви к вам… – Тут он прервал свою речь и захихикал: – Эх! Вы у нас известный греховодник! Ну а как же! – Он выдавил еще один смешок. – Разве не грех родиться таким красивым, что девушки умирают от любви к вам? – Затем, уже более серьезно, продолжал: – Ну да ладно. Смерть оставим мертвым. Нет смысла говорить об этом дальше – все, что мы можем теперь сделать, – только помолиться лишний раз во спасение ушедших… Прощайте.
И старик поспешно удалился. Он явно избегал разговора на болезненную тему, поскольку считал себя в какой-то мере ответственным за то, что произошло.
III
Долгое время Синдзабуро был совершенно подавлен известием о смерти О-Цую. Но как только вновь обрел способность ясно мыслить, начертал имя мертвой девушки на специальной поминальной табличке и поместил ее в домашний алтарь. Потом он принес полагающиеся дары и прочитал молитвы. И каждый день затем он повторял соответствующие ритуалы и читал особые поминальные молитвы – нэмбуцу; и память об О-Цую продолжала жить в его думах.
Ничего не менялось в монотонной жизни молодого самурая – так все и шло до самого праздника Бон, великого праздника мертвых, который начинается на тринадцатый день седьмого месяца. Накануне Синдзабуро украсил дом и приготовил все необходимое – развесил бумажные фонари, что освещают дорогу возвращающимся духам; приготовил пищу для мертвых и поставил ее на сёрёдана – полку душ. А в первый вечер наступившего праздника, сразу после заката, зажег лампадку перед табличкой с именем О-Цую и возжег все светильники.
Ночь была тиха. Светила полная луна. Было безветренно и очень тепло, даже душно. Синдзабуро расположился на веранде – там было прохладнее. На нем было только легкое летнее кимоно. Он сидел в одиночестве, погруженный в печальные думы, грустный и скорбный. Время от времени он обмахивался веером да иногда подкладывал в курительницу немного сухой травы, чтобы дым отпугивал москитов и те не мешали вспоминать о возлюбленной. Все кругом замерло. Только иногда вдалеке слышались шаги прохожих да журчание недальнего ручья сплеталось с неумолчной песней цикад.
