– Ты должна уйти; и не скажешь никому ни слова, почему ты должна уйти! Если ты даже шепнешь ЕМУ, я разорву тебя в клочья!
Но на этот раз мертвая подошла ближе – почти вплотную к ложу… Она наклонилась низко и произнесла угрозу прямо в лицо…
На следующее утро, когда самурай вернулся со службы, юная супруга пала перед ним ниц и взмолилась:
– Умоляю вас не осуждать меня за черную неблагодарность и простить, что я так невежлива, поскольку не подобает так говорить с супругом… Но я хочу вернуться домой, я хочу уйти – прямо сейчас.
– Разве вы не счастливы здесь, со мной?
И в вопросе его читалось искреннее удивление.
– Неужели кто-то осмелился быть недостаточно вежлив с вами во время моего отсутствия?
– Да нет, совсем не это, – отвечала она со вздохом. – Здесь все хорошо ко мне относились – даже слишком хорошо… Но я не могу больше продолжать оставаться вашей женой… Я должна уйти…
– Дорогая моя, – воскликнул он, недоумевая, – очень горько знать, что вы несчастливы в этом доме! И существует причина такому несчастью. Но я не могу даже вообразить, отчего у вас возникло желание покинуть меня, даже если кто-то и обидел вас… Надеюсь, у вас не возникло желания просить о разводе?
Она отвечала, трепеща и заливаясь слезами:
– Если вы не дадите мне развода – я умру!
На недолгое время он замолчал, тщетно пытаясь понять, что могло стать причиной такого странного поведения супруги. Затем совершенно ровным голосом, без эмоций, ответил:
– Отослать вас назад, к вашим родителям, не объясняя причин… такой поступок означает потерю лица. Но если вы назовете мне причину и я сочту ее убедительной – любую причину, которая даст мне возможность отослать вас, соблюдая приличия, – тогда я подпишу документ о разводе. Но до тех пор пока таковой не изыщется, развода я вам не дам. Хотя бы потому, что репутация моего рода должна оставаться безупречной.
И тогда она была вынуждена все ему рассказать – и она рассказала… и, уже почти потеряв рассудок от охватившего ее ужаса, рыдая, выкрикнула:
– А теперь вы должны знать – она убьет меня! Теперь она меня убьет!
Хотя самурай был, разумеется, человеком непугливым и не очень верил в привидения, но даже он на секунду изрядно напугался. Но затем очень простая и понятная мысль пришла ему в голову. Он сказал:
– Дорогая моя, вы сейчас слишком возбуждены и взволнованы. И я боюсь, кто-нибудь нарассказывал вам глупых историй. Конечно, я не дам вам развода только потому, что вам приснилось что-то дурное. Но в любом случае мне очень стыдно и неловко, что вам пришлось так страдать в мое отсутствие. Увы, этой ночью дела службы вновь призывают меня в замок. Но одну вас я не оставлю. Я прикажу двум стражникам охранять вашу комнату. Никто и ничто не нарушит ваш сон – вы будете спать спокойно. Они очень надежные люди и сделают все для вашей безопасности.
Супруг говорил таким спокойным тоном и так рассудительно, что молодой жене стало почти стыдно своих страхов, и она решила остаться в доме.
III
Двое стражников, что явились охранять юную супругу самурая, действительно имели очень достойный вид: высокие ростом, смелые и честные – они обладали большим опытом, давно и умело охраняли женщин и детей. Они знали, как много значит хорошее настроение, и умело развлекали хозяйку: рассказывали веселые истории, шутили и смешили ее. Довольно долго они так общались, и она почти совсем забыла о своих страхах. Наконец девушка отправилась спать, а стражники заняли свое место в углу комнаты, укрывшись за раздвижным бумажным экраном, и принялись играть в го
[82]. Разговаривали они мало и только шепотом и потому совсем ее не тревожили. И госпожа заснула легко и быстро – как ребенок.
Но наступил час Быка, и, застонав, она проснулась. Застонала она от ужаса – во сне ей послышался звон колокольчика. И вот теперь, наяву, она слышала его вновь – он приближался, он был все ближе, ближе и ближе… Она закричала, вскочила с постели, но никто не отозвался – только тишина, смертельная тишина: она сгущалась, она давила… Девушка метнулась к своим стражникам: те сидели друг против друга перед игральной доской совершенно неподвижные и каждый смотрел на другого застывшим взглядом. Она кричала, она толкала их, била кулачками – они оставались недвижимы, они были словно замороженные…
Уже потом они рассказывали, что слышали звук колокольчика, слышали, как кричала юная госпожа, даже помнили, как она пыталась их растормошить и все такое, но не могли ничего сказать, не могли пошевелиться – ничего не в состоянии были сделать. А следом внезапно утратили всякую способность видеть и слышать: черная непроницаемая пелена словно окутала их и сознание отключилось…
Рано утром, возвратившись со службы, самурай вошел в опочивальню своей молодой жены. В тусклом свете лампы он увидел тело супруги – оно лежало в луже крови, и не было головы. Склонившись над игральной доской, оба стражника спали. Когда хозяин крикнул, они вскочили, очумело тряся головами, а затем, увидев ужасную картину, застыли, скованные страхом перед хозяином…
…Голову не смогли найти – ее нигде не было видно, а ужасная рана на шее ясно указывала, что ее не отрезали, а именно оторвали. Цепочка кровавых следов тянулась из комнаты в галерею, а затем к дверям, что вели наружу. Подойдя к ним, обнаружили, что они не открыты, а сорваны и едва держатся. Идя по кровавым следам, все трое вышли в сад, потом по запятнанной траве и по песку, испещренному кровью, на берег пруда, поросшего ирисами. Затем нырнули в густую тень от ветвей кедра и зарослей бамбука, и тут же – внезапно – им открылась ужасная картина: они очутились лицом к лицу с кошмарным созданием… По виду оно напоминало огромную летучую мышь – то была давно похороненная женщина. В саване, широко раскинув руки, она стояла подле собственной могилы. В одной руке она сжимала колокольчик, в другой – оторванную голову, с которой еще продолжала капать кровь… На мгновение все трое застыли. Затем один, пробормотав буддийское заклятие, выхватил меч и сделал выпад. Лезвие коснулось фигуры, и та тотчас обратилась в прах, осыпавшись на землю. И уже не узнать было, что это. Кости, волосы, ткань, кожа – все перемешалось… Только колокольчик покатился, подпрыгивая и звеня… А правая рука, хотя от нее осталась только кисть, отсеченная от запястья, все еще сжимала, не отпуская, оторванную кровоточащую голову… Так оторванная клешня желтого краба, вцепившегося мертвой хваткой в упавший на землю плод, не отпускает добычу…
«Какая, однако, жестокая история, – подумает иной. – Месть мертвой женщины… Но почему она мстила девушке, ведь мстить должна была мужчине, своему мужу».
Во всяком случае, так думают мужчины.
