– Как не помнить, господине отче? Не чета наш кафедральный престол здешнему!
– О чем речь? – глаза у митрополита загорелись, лицо раскраснелось. – Хитро в мраморе устроен, камением разноцветным утешно для глаза украшен – и вечен!
– А не тверд ли для сиденья? – брякнул Хотен и сам испугался своего смельства.
– Для чего ж тогда киевские матушки-игуменьи? – отец Клим подмигнул. – Вышьют мне подушку подложить. И второе дело стоит сейчас обсудить. Я уже говорил князю, что потребное нам указание содержится в книге не как в духовной вещи, а как в вещественной. Непонятно? Указание может быть на клочке кожи в переплете, в картинке какой на поле пергаменной страницы, в значках, на кои прежние читатели внимания своего не обращали. Поэтому и столь необходимо книгу сию у князя Вячеслава Владимировича выменять и привезти… Чего там еще?
– Время тебе отдохнуть, отче, – это келейник всунул голову в дверь.
– Исчезни! О чем я? Книгу надо поменять на шпалеру, а потому выслушай внимательно, что надлежит говорить князю Вячеславу Владимировичу. Скажи, что шпалера весьма дорогая, что второй такой на Руси нет – и будет то сущая правда. Скажи, что выткана тут древняя римская богиня Венерка, которую язычники молили о помощи в начинаниях своей похоти и прелюбодейства. Помогала она в делах и не столь позорных – бабам в деторождении, однако, коли и в самом деле помогала, так поганила невинных деток своей нечестивой помощью. И вообще сказано в Евангелии, что лучше для человека остаться в безбрачии, но сие каждому по силе его. А раздета она, потому что хочет соблазнить своими грешными прелестями… Эй, а ты с какой это стати усы подкрутил?
– Я? Усы? – вытаращился в изумлении Хотен. – Да померещилось тебе, господине отче митрополите!
На самом-то деле припомнилась тогда Хотену князева шпалера, да только не тощая немка полулежала на ней, а соблазнительно живая княгиня Звенислава, такая, как запомнилась не столь глазам его, сколько прочему в естестве доброго молодца, а чем именно вспомнилась, затруднительно было бы объяснять отцу Климу.
– Ежели мне мерещится, то я как добрый христианин крещусь, – проворчал митрополит. – Ввязавшись в сие грешное предприятие, как бы не утратить и мне толики от чести и достоинства пастырских… Впрочем, продолжу. В латинской надписи говорится, что нечестивая Венера предлагает свое тело языческому богу богатства Плутосу, чтобы он, в ответ, помог выкупить из царства Смерти хотя ее Адонисиуса. Тьфу!
– Хотя? Любовника? – удивился Хотен.
– Именно. Язычники баснословят, что у Венеры было много хотей. Развратность же сего ее мерзкого поступка неудивительна. Для такой бляди одним хотем больше, одним меньше… Тьфу! Далее на ленте написано толкование картины. Сие-де иносказание того отвратительного греха, когда старик, уже не способный завоевать любовь честной девицы или вдовы своей учтивостью или смельством в поединке (нет, чтобы по-людски посвататься!), покупает любовь за деньги у продажных женок.
– Верно, продажных, господине отче, – думая о своем, повторил Хотен. – Ведь где купля, там и продажа живет… Только боюсь я, что при таком истолковании тяжелее будет всучить шпалеру старинушке князю Вячеславу. Дозволишь ли ты, господине отче митрополите, приврать мне несколько? Для пользы дела токмо!
– Я сего не слышал, емец! – покачал головою отец митрополит и вдруг зевнул. – Посиди пока тут, я книгу для тебя принесу. Послезавтра после заутрени возврати ее, и я дам тебе прямо здесь, за этим столом, почитать летопись.
Глава 6
Тяжкий труд чтения
За книгу, полученную от отца митрополита, Хотен положил засесть сразу же, как только вернется в отведенный ему покой в княжеском дворце. Ссылаясь на распоряжение великого князя, он запасся у ключника несусветным количеством свечей, хотел было потребовать и побольше бересты для записей, да передумал. В казне нашлась вещичка более удобная, и в рассуждении необходимости сохранения тайны лучше не придумаешь – устройство для обучения письму, детьми-школьниками называемое «вечной кожей». Была то сохранившаяся еще с детских лет князя Изяслава дощечка, с одной стороны которой в неглубоком корытце наплавлен воск, а на другой, выпуклой, вырезана азбука. Надо тебе записать – черти на воске острым концом писала, а не нужна уже заметка – переверни писало да затри тупым концом. Забыл какую букву – переверни дощечку да подсмотри в азбуке.
К чтению подготовился Хотен по всем правилам: книгу, отнюдь, вопреки его опасениям, не толстую, положил на стол, рядом разместил писало и дощечку с воском. Помолившись наскоро, расстегнул застежки и раскрыл книгу. Оказалось, что была она сотворена скупо: ни цветных заставок, ни раскрашенных буквиц, поля маленькие, чтобы на каждую страницу побольше вписать. Первая буква на первой странице была наведена пером дважды и снабжена завитушкой – вот и все украшения.
Начал читать емец – и ужаснулся. Покойный князь, видать, решил вначале изложить свой взгляд на христианскую веру, а при том не из головы писал, а держа перед собою «Псалтырь». Для того чтобы понять, Владимировы ли слова повторяешь, либо царя Давида Псалмопевца, приходилось каждую строку перечитывать дважды. Незадачливый читатель сперва озлился, потом утомился и незаметно для себя за тем же столом, где мучился с книгою, и задремал.
Снились ему все те же стихи из псалмов, и угнетала даже во сне необходимость проснуться и возвратиться к тяжкому труду чтения. Очнулся Хотен уже в темноте. Невдалеке бухали колокола, созывая народ к вечерне. Хотен натянул шубу, надел шапку и рукавицы, тщательно запер на замок горницу и отправился за советом к отцу митрополиту. Сторож у калитки, в доспехе по вечернему времени, присмотрелся к нему подозрительно, однако выпустил.
На вечерне отца митрополита не оказалось, Хотен поплелся к нему домой и, пробившись сквозь оборону келейника Ефима, и у самого хозяина встретил не самый ласковый прием. Отец митрополит не сразу уразумел, что остановило читателя, поняв же, заявил с обидною усмешкою:
– Тьфу ты, прости меня, Господи! Да ведь именно в выписках из псалмов и может быть спрятано то, что мы ищем! Его можно было написать первыми буквами каждой выписки, а то и таким способом: число, под которым псалом помещен в «Псалтыри», как тебе ведомо, передается буквами под титлом; каждую вторую такую буковку выписывая в последовательности псалмов в книге князя, можем получить нужное нам указание. Понял ли ты меня, емец?
– Прости, но не понял я, господине отче митрополите, – повинился Хотен, отнюдь не постигая, в чем виноват. – Говорил же я тебе, что человек я простой, не книжный.
– Пожалуй… Тогда скажу тебе одно. Спрятать указание теми способами, кои я тебе только что раскрыл, может любой грамотей, имеющий перед собою «Псалтырь», если только додумается до сей хитрости. А вот прочитать его, даже догадавшись о способе записи, сумеет только большой знаток псалмов, ну, вроде меня, например. Ты, емец, уж точно не смог бы. Так что и не бери сего в голову, читай книгу, чтобы постигнуть душу и мысли того, кто ее написал – и разве не о том мы с тобою договаривались?
