Флора гневно взревела, метнулась в центр паутины и резко остановилась в воздухе, рядом с паутиной, жужжа и пытаясь отогнать паука.
– Тогда скажи нам. Как мы можем пережить зиму?
– Один момент. – Паучье лицо приняло выражение отстраненной сосредоточенности, затем он завел лапу под себя и извлек свежую горсть шелковой пряжи; он показал ее Флоре и лизнул. – Мои новые веревки имеют вкус нектара и пыльцы. Ну а теперь подлети поближе, дорогая моя, я еще не видел таких, как ты. Не красотка, значит, должна быть питательной. Это верное правило. – Паук моргнул двумя из своих четырех глаз. – У тебя есть секрет, как и вопрос, я это чую. Мы поболтаем после того, как я перекушу. Выпью, надо бы сказать. Пока она совсем не высохла.
– Отвечай мне! – Флора выдвинула жало, но паук на это только улыбнулся.
– Но на какой вопрос? Тот, что об улье? Или о тайном желании, таящемся внутри тебя? – Паук вонзил клыки в живот Мадам Кизил, стал шумно сосать, а затем поднял взгляд. – Конечно, это такое облегчение, я знаю…
Когда паук снова принялся пить, Флора почувствовала, что ее крылья устают, и услышала отдаленные крики на взлетной доске – сестры звали ее. Паук отвлекся от питья.
– Я тебе прошепчу, чтобы они не услышали: У тебя будет еще одно яйцо.
Флора крутанулась в воздухе.
– Я не об этом спрашивала!
– Считай это подарком. – Паук лукаво посмотрел на Флору. – Но почему бы тебе не остаться со мной и не пожертвовать собой ради улья? Я зачту три жизни твоим сестрам, поскольку думаю, что ты особенная на вкус. – И паук указал на тело Мадам Кизил. – Не то, что она; мы могли бы долго разговаривать с тобой. Подумай об этом.
Флора висела в воздухе, как делают осы.
– Я спросила про свой улей. Ты дал мне ответ, которого я не просила.
– Ты хотела услышать это! – прошипел паук. – Ты жаждешь согрешить опять!
– Ты получил свою плату, Арахна, и ты должен моему улью. Теперь отвечай на мой вопрос: как мы можем пережить зиму?
– Ты пытаешься перехитрить паука? – Он сплюнул кровь Мадам Кизил на Флору. – Зима приходит дважды. Это все, что я скажу тебе, и пусть твой улей страдает!
* * *
Хотя лететь было недалеко, паучье зломыслие стало затягивать Флору, когда она облетала сети, – она все видела нечетко, и у нее появилось желание опуститься в их смертельные объятия. Флора упала на взлетную доску, и полевки бережно поддержали ее.
– Что сказал паук Арахна? – спросила Премудрая Сестра, стоявшая на доске с остальными пчелами, поблескивая крыльями. – Ваша приватная беседа была такой долгой, что мы думали, ты там и останешься.
– Я скажу вам, Сестра, но позвольте мне сперва опустошить мой зоб. Я выполнила задание, данное вами.
Флора кивком подозвала молодую приемщицу Маргаритку и передала ей свою золотистую добычу.
Премудрая Сестра молча наблюдала за этим. Затем она повернулась в сторону сада.
– Будь добра повторить слова паука.
Флора закрыла антенны и только после этого ответила:
– Зима приходит дважды.
– Странно. – Антенны Премудрой Сестры быстро запульсировали. – Что-нибудь еще?
– Они желают страданий нашему улью.
– В самом деле? Мерзкие торгаши.
Премудрая Сестра подтянулась, вытянувшись во весь свой внушительный рост, подняла антенны и указала ими в сад. В ответ паучьи сети на деревьях гибко завибрировали, хотя ветра не было, а листья задрожали. Жрица обернулась к Флоре:
– Мне сказали, Мадам Кизил отдала свою жизнь за твою. Покажи, что ты заслужила такую жертву.
– Обязательно, Сестра. – Флора вбежала в улей, и в ее сердце вина тесно сплеталась с радостью.
Глава 27
Лето заканчивалось, но новое яйцо так и не появилось. День за днем Флора обследовала свое тело, надеясь заметить признаки зарождения яйца, но никаких изменений не было. Только вот дни становились короче, а голод ее сестер острее. Многие отчаявшиеся полевки, не желая возвращаться домой пустыми, бросались в паутину, надеясь, что без них улью будет легче. И всякий раз после этого жрица подлетала к паутине с новым коконом и говорила с пауком.
Когда Флора впервые стала свидетельницей этой странной беседы, она следила за ней со страхом, стоя на взлетной доске. Жрица оглянулась на улей и кивнула, антенны Флоры напряглись в ожидании полицейских, поскольку она решила, что паук открыл жрице ее секрет. Но жрица села на взлетную доску с сумрачным видом и молча прошествовала в улей. Гвардия Чертополоха и остальные пчелы на взлетной доске переглянулись в замешательстве, но никто не произнес ни слова.
Коконы в паутине поначалу вызывали ужас, но постепенно сделались привычным фактом жизни. Полевки, число которых постоянно уменьшалось, привыкли облетать сети, но каждую ночь многие умирали от истощения, и каждый день все меньше сестер возвращалось обратно, ведь малейшая ошибка в пути становилась фатальной, если силы были на исходе.
Флора продолжала вылетать, собирая все, что только можно. Она нашла золотистый крестовник, росший на грудах булыжников за промышленным парком, и, хотя хлеб из него получался грубым и жестким, его хватило на день для всего улья. Осы также зачастили в эту местность, оставляя в воздухе пахучие следы. Флора не позволяла страху пересилить ее решимость, и всякий раз, чувствуя приближение опасности, она разгоняла свой мотор и ревела, как трутень, рвущийся в бой. Осы посматривали на нее с опаской.
– Гордая чешуекрылая кузина, – обратилась к Флоре одна из них, и заплетающийся язык, как и неритмичные взмахи крыльев, выдавали ее хмельное состояние, – мы задолжали визит твоему улью. После зимы, когда отоспимся…
И, не успев договорить, оса закружилась в воздухе, а с ней отпрянули другие осы.
В зале Танцев Флора сообщила услышанное от осы. Сестры тревожно зажужжали, ведь все знали, как опасны осы, но никто не слышал, чтобы они спали. И такой оборот как «после зимы» также добавлял тревоги, словно осы совсем не беспокоились о своей судьбе, в то время как уменьшающиеся порции в столовых заставляли всех пчел постоянно думать о еде, и все опасались, что им не хватит запасов до нового сезона.
Все пчелы в зале Танцев принялись обсуждать танец Флоры, жестикулируя, все громче и громче, и вдруг все замерли, почувствовав странный новый сигнал в сотах улья.
Это была едва ощутимая вибрация, однако она несла в себе феромон более мощный, нежели сильнейшая боевая железа Чертополоха. Это определенно не было Служение, хотя оно полностью завладело их вниманием. Когда сестры стали вслушиваться внимательнее, их тела пронзили беспокойные волны энергии. Это ощущение было полной противоположностью блаженному умиротворению Любви Королевы; пчелы почувствовали настороженность и подавленность, словно им предстояло защищать свой улей, однако сигнала войны не было. Антенны у всех были наготове. Пчелы ждали.
