Флоре была особенно приятна вибрация этого звука, и она слушала его с удивительным наслаждением. После трех ударов прибывали сестры-инспекторы, чтобы забрать с собой всех кормилиц, чей мех поднялся, а Поток начал убывать, и заменить их только что появившимися в зале Прибытия новыми, чей мех был еще мягким и влажным.
Мех Флоры оставался прежним, так что она продолжала работать. К тому времени, как прозвенел шестой солнечный колокол, успели заменить всех кормилиц вокруг Флоры, но ее Поток оставался таким же мощным, как и прежде. Даже сестры-инспекторы поменялись, но среди них всегда присутствовали несколько Ворсянок. Глядя, как они расхаживают вдоль рядов, выполняя свои обязанности, Флора начала понимать режим работы Питомника.
Колыбели все время вращали. Каждый день кормилицы, которым вскоре предстояло уйти, вычищали тысячи колыбелей, после чего прибывала маленькая армия уборщиц, удалявших отходы и чистивших пол. Флора тайком наблюдала за ними. И, хотя они никогда не встречались глазами и не произносили ни слова, она ощущала их кипучую энергию. Все кормилицы вздыхали с облегчением, когда уходили уборщицы, и Флора тоже, ведь она стыдилась своей породы. Затем кормилицы подготавливали пустые колыбели в убранной части Питомника, а сестры-надсмотрщицы произносили молитвы очищения, прежде чем окутать всю секцию мерцающим ароматом благоразумия, что означало готовность к Королевской Процессии, когда Королева откладывала яйца.
Когда звучал следующий солнечный колокол, по Питомнику разливалось восхитительное благоухание новой жизни, и тысяча новых яиц, чистых и безупречных, ложилась в колыбели. Все пчелы в Питомнике пели песню, восхвалявшую плодовитость Бессмертной Матери. А еще через три солнечных колокола из яиц вылуплялись крохотные личинки, и тогда их нужно было подкармливать Потоком.
Следующие три дня под строгим надзором старшей сестры Флора, как и другие кормилицы, смотрела в изумлении, как младенцы росли у них на глазах. Их сладкий аромат был предвестником перемен в их телах, и затем вдруг наступал момент, когда сестры-надсмотрщицы коротко свистели в свисток, и это означало прекращение кормления. Не важно, насколько голодным мог оказаться младенец, больше не полагалось давать ни единой капли, ибо наступало время отлучать их от Потока и переносить в палату Второй Категории.
Флора очень хотела бы работать там. Через большие двойные двери, разделявшие две палаты Питомника, она часто видела, как более старшие кормилицы играли и пели с подраставшими детьми и даже качали их на руках.
Все в Церемонии Перехода восхищало Флору: от извивающихся и смеющихся младенцев, разгоряченных восхитительными запахами еды, проникающими через двойные двери между палатами, до первых звуков радостных гимнов, которые пели кормилицы, приходившие за малышами. Обращая грациозные реверансы ко всем работницам Первой палаты, даже к Флоре, они брали смеющихся младенцев, и двери мягко закрывались за ними.
Эти изысканные пчелы Второй Категории из породы Фиалок, Примулы и Горошка с их безупречно стоячим мехом, совершенными членами и аккуратными реверансами, вызывали особое восхищение Флоры. В тусклой благочестивой атмосфере Первой Категории она украдкой отрабатывала реверансы, стараясь преодолеть свою постыдную косолапость, – просто на тот случай, если появится Премудрая Сестра и переведет ее во Вторую Категорию.
Эта мысль была такой манящей, что Флора стала включать ее в свои молитвы Служению. Она забывала об этом каждый раз, когда по сотам разливалось чарующее благоухание Любви Королевы, но, когда кормилицы сменились в очередной раз, а ее собственный мех так и не высох полностью, она набралась храбрости и подошла к Сестре Ворсянке.
– Ты хочешь перевода? – Сестра Ворсянка уставилась на нее в изумлении. – Из Первой Категории, святейшего места во всем улье и ближайшего к Ее Величеству? Ближе ты не будешь никогда. Почему? Ведь Она проходит мимо нас каждый день!
– Но я никогда не видела…
Сестра Ворсянка хлестнула острым когтем по антеннам Флоры.
– Дерзкая, невежественная девчонка! Ты думаешь, что какая-то Флора, уборщица, может оказаться в подлинном присутствии Ее Величества? Я знала, что дойдет до этого! Я сразу была против – почему, ради всего святого, ты теперь вознамерилась перейти во Вторую Категорию?
– Там все такие светлые и счастливые. И Кормилицы играют с детьми.
– Да, и в результате становятся легкомысленными и зависимыми. Я не могу в это поверить – желать отдалиться от Королевы? Прошу, скажи мне: ты фантазировала, будто ты полевка, которая может выжить за пределами божественного аромата Пресвятой Матери? Ведь всем ясно, что кормилицей для этого быть недостаточно!
– Достаточно, Сестра, простите, что спрашиваю…
Но было уже поздно, поскольку негодование Сестры Ворсянки распространилось на всю палату. Младенцы стали капризничать, кормилицы с досадой отвлекались от работы, и Поток расплескивался по колыбелям. Сестра Ворсянка замахала на них руками.
– Не отвлекаться! – приказала она и повернулась к Флоре: – А теперь послушай меня. Мы здесь свято соблюдаем одно правило: единая забота единому выводку. Никакого своеволия, никаких просьб о переводе и, пока тебя нам не навязали, никаких исключений для непорочной породы наших кормилиц.
– Знаю, Сестра, я очень благодарна, просто так много кормилиц уже сменилось…
– А тебе что за дело? Ты что, пыталась считать? – Сестра Ворсянка придвинулась к ней ближе. – Флора-717, ты что, изучала расписание дежурств? Признавайся сразу, если изучала, ибо это дело защитников улья – что ты о них знаешь?
Ее запах стал наполняться тревогой, и младенцы снова принялись плакать.
– Ничего, Сестра! Я просто хотела спросить…
– Вот где семя порока: ты хотела! – Сестра Ворсянка пригладила свои дрожащие антенны и злобно посмотрела на Флору. – Желание есть грех, Тщеславие есть грех. Это очень хорошо – молиться и расшаркиваться, Флора-717, – и не думай, что я не вижу, как ты делаешь свои вздорные книксены…
– Праздность есть грех. – Униженная разоблачением, Флора продолжала перечислять грехи: – Несогласие есть грех, Жадность есть грех…
– А что до твоего аппетита – такой же неуемный, как у трутня. Не важно, что может думать благая Жрица, – при этих словах Сестра Ворсянка окинула палату быстрым взглядом, – все выдает в тебе твою породу. Жадная, страшная, упрямая! Девочки, какова наша первая заповедь?
– Смиряться, Подчиняться и Служить, – проскандировали медоносные кормилицы, уставившись на Флору.
– Смиряться, Подчиняться и Служить, – повторила Флора, преклонив колени перед Сестрой Ворсянкой. – Порода Флоры не может ни делать Воск, ибо она нечиста, ни работать с Прополисом, ибо она неуклюжа, и никогда не может быть полевкой, ибо она лишена вкуса, но она может только чистить, и все могут ею командовать.
– Именно так, – сказала Сестра Ворсянка, дернув антеннами. – Однако вот ты же кормишь младенцев Королевы. Летом холод, флора заговорила: мир перевернулся! Просто будь благодарна такой чести, потому что скоро этому придет конец. Но я бы хотела знать, когда именно, поскольку за всю свою жизнь не видела такого Потока, как у тебя.
