Книга AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого, страница 26. Автор книги Дмитрий Миропольский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого»

Cтраница 26

Рассказывали, что государь Александр, желая помочь Нарышкину деньгами, однажды прислал ему роскошно изданную книгу. Под обложкой князь обнаружил вместо страниц ассигнации на сто тысяч рублей — сумму невероятную. Александр Львович сердечно поблагодарил Александра Павловича за поистине царский подарок и, будучи знаменитым остроумцем, сообщил государю, что столь увлекательная книга непременно нуждается в продолжении. Молодой император оценил смелую шутку: он прислал князю второй фолиант с сотней тысяч рублей внутри, но присовокупил, что издание на этом закончено.

Да, летом у Нарышкина хватало загородных забот. Но пока на дворе стоял май — Александр Львович лишь готовился к ежедневному празднику в три месяца длиною, и в особняке принимали не всех…

…только это не касалось ни старых друзей вроде Резанова, ни родственников: любой из многочисленной фамилии Нарышкиных мог приехать на дачу князя в любое время и гостей за собой привезти. В конце мая сын обер-камергера Ивана Александровича Нарышкина так и поступил.

— Господа, — крикнул он собутыльникам-гвардейцам, — едемте сейчас же к цыганам!

Двадцатилетний Александр Нарышкин состоял в лейб-гвардии Егерском батальоне и кутил с другими новоиспечёнными офицерами, среди которых оказались Фёдор Иванович Толстой с неотлучным Фёдором Петровичем. Уговаривать разгорячённую компанию не пришлось: цыгане для петербургской молодёжи были по-прежнему в новинку, а дармовое угощение на знаменитой даче государева обер-гофмаршала выглядело соблазнительно — большинство гвардейцев, подобно кузенам Толстым, считали каждый гривенник.

Извозчики домчали полтора десятка офицеров к имению Нарышкина быстро и весело — смышлёные молодцы прихватили с собой выпивку и времени по пути не теряли. Хозяина дома не оказалось, но это никого не смутило: подгулявшие гости ехали не ради знакомства с князем, а его молодой родич охотно принял на себя хозяйские обязанности — благо, бывал здесь не раз…

…и распорядился, чтобы столы накрыли прямо в таборе. Также Нарышкин велел цыганам показать удаль, и те постарались на славу. Песни, танцы, фокусы и дрессированный медведь занимали весёлую компанию долго. На свежем воздухе молодые офицеры резвились без удержу. Недостатка в напитках не было, и под утро нескольких гвардейцев сморило прямо за столом.

Зато прочие сами пробовали ходить на ходулях и жонглировать; когда надоело — забрали у притомившихся цыган пару гитар: иные гости умели недурно щипать струны. Фёдор Петрович блеснул музыкальными талантами — сыграл и спел новым приятелям, а Фёдора Ивановича задели слова молодого Нарышкина, брошенные вскользь.

— Противу нашего брата лучших стрелков не бывает! — утверждал Нарышкин, расстегнув верхние пуговицы егерского мундира. — Правильно великий Суворов говорил: гренадеры и мушкетёры на штыках рвут, а стреляют егеря!

— Отчего же не на штыках, коли враг рядом? — с усмешкою откликнулся Толстой. — Да только стрелять-то мало, ещё ведь и попадать надо! Ты, Саша, вели нам пистолеты подать, вот и посмотрим, чья возьмёт.

Офицерская компания оживилась. Из дому принесли пистолеты, которые немедля были заряжены. Скамьёй обозначили барьер, от него в двадцати шагах воткнули в землю две саженных жерди с надетыми вверх дном пустыми бутылками. Фёдор Петрович засомневался:

— Далеко. И темно слишком.

В самом деле, занимавшийся рассвет пока лишь немного разогнал ночную мглу. Факелы ещё горели, освещая истоптанный помост и столы с остатками затянувшейся трапезы. Фёдор Петрович был прав: мишени по другую сторону помоста едва темнели на фоне серого луга, покачиваясь вдали от стрелков — Фёдора Ивановича с Александром Нарышкиным, ставших у барьерной скамьи.

— Ничего-ничего, — хорохорился Нарышкин, разминая руку, — в бою всяко бывает.

— И то верно, — в тон ему отвечал Фёдор Иванович, — а почему тихо так? Мы же с вами, братцы, на войне сейчас! Вокруг шум должен быть, битва!

Он глянул на цыган и приказал:

— Играйте!

Музыканты грянули разом. Бубны с гитарами выбили такой задорный ритм, что ноги у притомившейся компании сами собой пустились в пляс. Цыганки-танцовщицы звякнули монистами, снова начиная пёструю карусель, но на помост не выходили, чтобы не оказаться перед нетрезвыми вооружёнными офицерами, — держались в стороне, за столами. Фёдор Иванович поворотился к Нарышкину и спросил:

— Так как, говоришь, егеря стреляют?

Тот поднял пистолет и целился долго: музыканты с плясуньями здорово отвлекали от едва заметной мишени. Наконец он спустил курок, и одна из бутылок звонко разлетелась вдребезги.

— Вот так! — сказал довольный Нарышкин. — Твой выстрел. Что затихли? — спросил он цыган, которые от грохота перестали играть. — Дайте ему войну!

Музыканты заиграли снова. Но лишь только Фёдор Иванович поднял пистолет, целя в оставшуюся бутылку, как на дальний от него стол вспорхнула одна из цыганок. Он бросил на неё взгляд — и обомлел.

То была Пашенька. Другие танцовщицы топали не по доскам помоста, а по земле — глухо, неслышно. Пашенька же, тряхнув юбками, смахнула со стола несколько бутылок и освободила себе место. Смоляные кудри красавицы развевались под утренним ветерком. Юбки она не отпускала — из-под них виднелись красные сапожки. Каблуки её ударили по столу частой дробью, вторя бубнам и заглушая гитары. Девушка со смехом глядела на Толстого, который застыл неподвижно с поднятым пистолетом. Рассмеялся и Нарышкин.

— Эдак ты, пожалуй, до обеда достоишь! — сказал он, победоносно оглядев остальных офицеров. — Не томи, подойди ближе: форы тебе даю пять шагов!

Нарышкин не успел согнать с лица улыбку, когда Толстой вдруг перевёл пистолет с бутылки на Пашеньку — и выстрелил. Музыка оборвалась, кто-то из цыганок вскрикнул, а Фёдор Иванович, не глядя, сунул дымящийся пистолет в руки Фёдору Петровичу и в наступившей тишине двинулся к Пашеньке.

Она стояла на столе, по-прежнему придерживая юбки и слегка поджав одну ногу. В распахнутых глазищах отражался приближающийся граф, который тоже не сводил с неё взгляда.

— Господа, — произнёс один из офицеров, который оказался ближе всех к цыганке, — господа, ей Американец каблук отстрелил!

Напуганные цыгане откликнулись гомоном, а гвардейцы восхищённо зааплодировали, крича: «Виват, Американец!» Толстой подошёл к столу, на котором стояла Пашенька, и протянул ей руку, приглашая сойти на землю.

— Мы уговаривались по бутылкам стрелять! — досадовал Нарышкин, уверенный в своей победе, но на него не обращали внимания: героем, сделавшим лучший выстрел, безусловно был Толстой.

Пашенька, чуть касаясь руки Фёдора Ивановича, легко спрыгнула вниз и оказалась прямо перед ним, почти вплотную.

— Кто ты? — спросил Толстой, не отпуская её руку и продолжая глядеть глаза в глаза.

— Меня Пашенькой зовут, — ответила юная цыганка. Русский она знала куда лучше своего отца. — А ты кто?

— Американец, — хрипло сказал Фёдор Иванович, поражённый смелостью и красотой Пашеньки, которая вблизи была совсем уж невообразимо хороша. Называться простой цыганке титулом и полным именем показалось ему не к месту. Девушка улыбнулась, показав жемчужные зубки, и певуче повторила странное имя:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация