В неполные пятьдесят лет граф заслуженно славился коллекционером редких рукописей, пергаментов и книг, собираемых по всей Европе. В прошлом году для сокровищ своих он выкупил у князя Голицына трёхэтажный особняк на Английской набережной, желая устроить там музей с библиотекой в двадцать пять тысяч томов. Коллекция занимала дом сверху донизу, Румянцев же довольствовался жилыми покоями в три комнаты с видом на Неву.
Резанов застал графа за чтением: вытянув длинные ноги, тот сидел в креслах у раскрытого окна. Налетавший невский ветерок поигрывал газетой «Гамбургские ведомости», в которую уткнулся Румянцев.
Российско-Американская Компания ревностно печётся о распространении своей торговли, которая со временем будет для России весьма полезна, и теперь занимается великим предприятием, важным не только для коммерции, но и для чести русского народа, а именно, она снаряжает два корабля, которые нагрузятся в Петербурге съестными припасами, якорями, канатами, парусами и пр., и должны плыть к северо-западным берегам Америки…
— Глянь-ка, что германцы пишут! — весело сказал хозяин дома, предложил Николаю Петровичу кофею и остаток статьи прочёл вслух.
…чтобы снабдить сими потребностями русские колонии на Алеутских островах, нагрузиться там мехами, обменять их в Китае на товары его, завести на Урупе, одном из Курильских островов, колонии для удобнейшей торговли с Японией, идти оттуда к мысу Доброй Надежды и возвратиться в Европу. На сих кораблях будут только русские. Император одобрил план, приказал выбрать лучших флотских офицеров и матросов для успеха сей экспедиции, которая будет первым путешествием русских вокруг света.
— За каждым шагом твоим следят полгода уже, — говорил граф, потчуя Резанова ароматным горьким напитком. — А дальше-то проще не будет. Во весь путь имей в виду: каждый твой успех назовут успехом России, но и каждый твой промах тем более на счёт России запишут.
Обер-прокурора устраивал такой поворот беседы, и он поспешил заговорить на тему, занимавшую мысли прежде всех остальных:
— Имея желание избежать промахов, хотел бы предложить вниманию вашего сиятельства некоторые соображения, которые победам нашим весьма послужат.
Николай Петрович подал графу сафьянную папку с плодами трудов последних дней: от поддержки Румянцева снова многое зависело. Вместо немецкой газеты на сквозняке затрепетали листы, собственноручно исписанные Резановым. Читая, граф слегка хмурил высокий лоб, и холёное красивое лицо его выражало явный интерес.
Министр сразу понял и оценил хитроумную затею. Резанов подготовил инструкцию, которую желал получить от Румянцева за императорской подписью. Он составил указания самому себе как единственному главе экспедиции — придворному в ранге камергера, вроде бы лишь надзирающему за Крузенштерном и остальными участниками похода: на деле выходило, что он будет распоряжаться всем происходящим.
Граф читал выверенный текст строку за строкой.
Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской Компании. Сии оба судна с офицерами и служителями, в службе Компании находящимися, поручаются начальству вашему…
Предоставляя флота господам капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во всё время вояжа вашего командование судами и морскими служителями яко частию, от собственного их искусства и сведения зависящею, имеете вы общий с г-ном Крузенштерном долг наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе, как по совершенной необходимости, и стараться, чтобы всё споспешествовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, вам предназначенной…
Резанов оставлял Крузенштерну с Лисянским лишь отвечать за то, чтобы корабли и моряки служили в походе наилучшим образом. Всё прочее — на его собственное усмотрение, включая заботу об участниках экспедиции и принятие решений о заходе в порты. По морскому закону это безусловно относилось к ведению капитанов, но теперь по инструкции Крузенштерн мог разве что советом помогать руководителю экспедиции — государеву камергеру, облечённому высочайшим доверием.
Резанов записал себе право как вышестоящему самостоятельно инструктировать капитанов и приказывать им. Тут же Николай Петрович упомянул ещё потребные в походе двадцать пять золотых и триста серебряных медалей, чтобы иметь возможность раздавать награды от имени его императорского величества.
Для описания в Америке произведений всех трёх царств природы определяется с вами профессор натуральной истории, ботаник и студенты, окончившие курс минералогии; употребя их к сему и снабдя подробными от вас предписаниями, имейте попечение привезть сюда породы каменьев, земель, окаменелостей, солей, сер, металлов, деревьев, растений, семян с описанием употребления их тамошними жителями…
Пункт за пунктом Резанов планомерно утверждал за собой руководство не только посольством в Японию, но и вообще всем, что только предстояло свершить кругосветным мореплавателям: под его началом оказывались даже учёные-натуралисты.
Румянцев закончил читать и поднял глаза на Резанова. Камергер с некоторым трепетом ждал, что скажет его покровитель. От вердикта графа зависело, насколько вольготно будет Николаю Петровичу в путешествии с капитаном Крузенштерном — и насколько удастся ему выполнить уговор с британцами.
— Далеко глядишь, — задумчиво молвил Румянцев, изучая гостя, словно видел впервые. — Много взять на себя хочешь. Живот надорвать не боишься?
— Боюсь, — признался камергер. — Однако для ответа перед государем по всей строгости нужду имею в чрезвычайных полномочиях. Ежели с меня будет главный спрос, как же иначе?
— Крузенштерн-то, поди, на дыбы встанет. Ты же вот этим, — граф закрыл папку и качнул ею в воздухе, — его власть под себя подмял. А на флоте не бывает, чтобы капитан ещё кому-то подчинялся: в море он — первый после Бога!
Резанов был готов и к такому разговору.
— В море — спору нет, — сказал он. — В море Крузенштерн займёт место на капитанском мостике, а я из каюты носа не высуну, буде в морском деле ни бельмеса не смыслю, и на волнах меня мутит, и смерти по дурости я отнюдь не желаю. Притом позволю себе напомнить вашему сиятельству, что путь наш лежит из Кронштадта в Портсмут, оттуда в Тенериф, потом в Бразилию и, обойдя мыс Горн, в Вальпараисо, оттуда в Сандвичевы острова…
Камергер пальцем уверенно рисовал в воздухе маршрут путешествия, словно по карте водил.
— …а это всё различные страны, — продолжал он, закончив с географией вплоть до американского Кадьяка и Японии, — там свои различные законы действуют, и дела денежные по-разному делаются. Я, чай, с этим не в пример лучше Крузенштерна управлюсь и с властями местными общий язык скорей найду. Нам ведь Россию всему миру лицом показать надобно!
Резанов приводил ещё доводы, цитировал инструкцию наизусть… Граф поднялся и встал к нему боком у распахнутого окна. Сцепив руки, Румянцев глядел на снующие по Неве судёнышки всех мастей, на степенно проходящий от Адмиралтейства в сторону моря трёхмачтовый бриг с приспущенными парусами… Из окна тянуло свежестью. Внизу по вымощенной булыжником набережной грохотали колёса телег и пролёток. От реки доносился гомон моряцких голосов, плеск вёсел и скрип такелажа. Июньское солнце заливало невскую ширь и противоположный берег: там поблёскивали стёклами доходные дома в торцах линий Васильевского острова, упиравшихся в Неву.
