Фёдор Иванович остолбенел, глядя на необычные жесты ряженых и слушая их дикие африканские напевы, которые порою больше напоминали выкрики. Негры двигались, словно паяцы, и каждый сустав, каждый мускул их тел, казалось, жил и двигался отдельно. В танце они неожиданно выбрасывали вперёд руки и ноги, кружились и делали какие-то расчётливые, но непонятные движения. Пот, струившийся по чёрным телам, заставлял краску течь длинными цветными полосами.
— Как вы думаете, что они изображают? — раздался звонкий голос над ухом Фёдора Ивановича. Исабель подошла вплотную и почти кричала, чтобы перекрыть грохот негритянского оркестра.
— Не знаю! — крикнул в ответ граф. — Может быть, охоту… или любовь, насколько я могу судить по движениям.
Он залюбовался красивой португалкой, и она рассмеялась, поймав этот нескромный взгляд.
— Белые могли бы поучиться у чёрных выразительности, — сказала Исабель. — Но вы и без того слишком откровенны. Пойдёмте с нами!
Только тут Фёдор Иванович заметил Мигеля и Фернандо, брата Исабель, которые стояли в нескольких шагах. Граф обрадовался компании. Они отправились в город и устроились в большой таверне, которую к вечеру постепенно заполнял народ — скоро все столы были заняты. За парой кувшинов вина обсудили давешнюю схватку графа с французом: португальцы оставались в восхищении от быстроты, мастерства и решительности, с которыми Фёдор Иванович наказал громадного моряка.
— Он же мог разрубить вас пополам! — щебетала Исабель, и её миндалевидные глаза становились ещё больше. — Я насмерть перепугалась, когда он встал во весь рост и вынул саблю, а потом… вжжух! — Она изобразила удар, который в самом деле мог стоить графу жизни. — Скажите, у вас в России все такие храбрые?
Фёдор Иванович наслаждался вниманием девушки. Её спутники выражали свои чувства намного более сдержанно, хотя в их словах тоже сквозило неподдельное мужское уважение. Разговор перешёл на местные обычаи, потом на бразильское изобилие, с которым Россия не могла сравниться даже близко; поговорили о ремонте кораблей и о дальнейшем пути экспедиции…
— А обычные, человеческие танцы у вас тут бывают? — поинтересовался Фёдор Иванович, которого всё больше увлекала Исабель. Пожалуй, красотка тоже готова была ответить ему взаимностью, и танец дал бы возможность прикоснуться к ней, не вызывая гнева Фернандо. Стычки граф не боялся, но вряд ли девушке понравится, если её брата постигнет участь обжоры-француза.
Внятного ответа Фёдор Иванович получить не успел. Фернандо вдруг нахмурился, по-португальски скороговоркой бросил несколько слов Исабель и в сопровождении Мигеля поспешил в сторону кухни.
— Там чёрный ход, — негромко сказала девушка удивлённому графу. — Мой брат — контрабандист, его ищут.
Исабель показала глазами в сторону входа. Фёдор Иванович проследил её взгляд и увидел у двери четверых вооружённых солдат с офицером, который говорил со слугой, показывал ему какую-то бумагу и посматривал на сидящих в зале. Граф отвернулся: гораздо больше сейчас его занимала нечаянная возможность быть с Исабель наедине. Он начал какую-то легкомысленную фразу и придвинулся к девушке…
…но тут ему на плечо легла тяжёлая рука офицера, который в сопровождении солдат подошёл к столу и что-то сказал по-португальски. Фёдор Иванович сбросил его руку и резко поднялся.
— Советую вам быть осторожнее, — предупредил он, для убедительности медленно выговаривая французские слова, — я русский офицер.
— Не валяй дурака, Фернандо, — усмехнувшись и словно принимая игру, на скверном французском произнёс португалец. — Тебя я мог бы не узнать, но твою ослепительную сестру не узнать невозможно.
В руке офицер держал листовку. На ней виднелся текст — надо полагать, объявление о розыске, — и рисованный портрет мужчины. Изображение мало напоминало Фёдора Ивановича, однако в походе он изрядно загорел, был черноволос, а главное — одет по местному обычаю. Картину довершало соседство с Исабель…
…которая во все глаза смотрела на Толстого, словно умоляя выиграть время, чтобы её брат мог уйти подальше. Взгляд говорил красноречивее любых слов, и Фёдор Иванович помог девушке — правда, вряд ли так, как она ожидала.
— Ты арестован! — Офицер мотнул головой одному из солдат в сторону мнимого Фернандо.
Воин грубо взял Фёдора Ивановича за руку выше локтя — и тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Он повалился на стол, роняя посуду, а граф выдернул у него из ножен саблю и взмахом её заставил отпрянуть офицера с остальными солдатами. Посетители таверны тоже почли за благо встать из-за соседних столов и отойти подальше, чтобы наблюдать за развитием событий с безопасного расстояния.
Фёдор Иванович быстро расталкивал столы и скамьи, освобождая место для схватки, — то же самое делали его противники. Между ними образовалось свободное пространство. По одну сторону, стараясь держаться ближе к стене, чтобы не пропустить никого за спину, в оборонительной фехтовальной стойке замер Толстой. Против него с обнажённым оружием подковой выстроились португальские военные…
…а через мгновение офицер бросился в атаку: подавляющий численный перевес и уверенность в скорой победе придавали ему смелости. Впрочем, спустя ещё несколько мгновений, раз-другой скрестив клинки с графом, он выронил шпагу и получил мощного пинка — к удовольствию зрителей. Солдаты действовали более осторожно; мощные контратакующие удары заставили их поскорее вернуться на исходную позицию. Посрамлённый офицер подобрал шпагу, и бой продолжился.
Фёдора Ивановича не зря величали единственным достойным соперником главного петербургского фехтмейстера Севербека. С любым оружием в руках он был способен творить чудеса — островитяне, едва умевшие держать саблю, не представляли угрозы для блестящего фехтовальщика из столицы России. Граф легко мог изрубить четверых нападавших, но великодушно подарил им жизнь и лишь забавлялся, красуясь перед Исабель. Он демонстрировал всё своё мастерство, то наступая, то отступая; он со смехом вскакивал на столы и носком башмака пинал в очередного противника глиняную кружку с вином, чтобы тут же спрыгнуть вниз и вышибить оружие из рук другого…
Надо отдать должное португальцам: они терпели поражение — посетители таверны аплодировали и хохотали при каждой неудаче военных, — однако и не думали сдаваться, тем более Фёдор Иванович не наносил им увечий. Он же увлёкся и пропустил всего один удар: изловчившийся солдат метнул бутылку и угодил ему по голове. Снаряд был тяжёл; в голове у графа помутилось, а из рваной раны хлынула кровь, заливая глаза.
Теперь ободрённые солдаты во главе с офицером стали теснить Фёдора Ивановича, и он отступал в сторону кухни, куда скрылся Фернандо. Собравшись с силами, граф атаковал сразу всех противников и отогнал их обратно в зал, а сам нырнул на кухню и, минуя тесные закутки, через чёрный ход вывалился во двор…
…где чуть было не полоснул наотмашь Исабель, которая метнулась ему навстречу: сквозь кровавую пелену он уже плохо видел.
— Это я! — крикнула девушка; ловко подпёрла дверь мотыгой, чтобы её нельзя было открыть изнутри, и подхватила Фёдора Ивановича под руку. — Бежим!
