— Спиридонов поворот, — кивнул Фёдор Иванович словоохотливому Гедеону, и тот с готовностью подхватил:
— А я к чему веду? Коли Спиридон — покровитель ваш, то и Спиридонов поворот вам на роду написан. В самый свой недобрый день вашему сиятельству помнить надобно: даже суровая зима на Спиридона к лету поворачивается и прочь отступает!
Портретом красавицы-цыганки Гедеон тоже интересовался и пробовал расспрашивать о Пашеньке, но Фёдор Иванович молчал про сердечную рану свою, и монах не стал настаивать. Зато похвастал он графу необычным грузом, который везла «Нева» из Петербурга в американские колонии.
Оказалось, не одними компанейскими товарами полнились трюмы и палубы шлюпа. Президент Императорской Академии наук передал для колонистов ценное собрание учёных книг, а президент Академии художеств — коллекцию картин, бюстов и эстампов. Министр коммерции граф Румянцев в щедрости своей отправил книги хозяйственные и описания великих путешествий. Морской министр Чичагов хоть и выступал против экспедиции, а всё одно подарил чертежи и модели судов… Гедеон с восторгом перечислял многочисленных благодетелей и любовно поглаживал ящики, хранившие богатство, которое мечтал он поскорее разложить и расставить по полкам в школе на Кадьяке.
— Тяжко вам придётся, — заметил на это Фёдор Иванович. — Америка — место для искателей приключений вроде меня. Для воинов, купцов, охотников… Края-то пока ещё дикие. Там не картины, а пушки нужны. И не книги, а сабли надобно крепче в руках держать.
— Так, да не так, ваше сиятельство, — со смиренной улыбкой отвечал Гедеон, подливая водки себе и графу. — Надобно в первую голову доброе согласие утверждать между россиянами и американцами. Мы же теперь один народ российский. А что до книг или картин… У святого Павла в послании к Коринфянам сказано: желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет своё дарование от Бога, один так, другой иначе. И каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал… Знать, вам на роду написано с саблею в руке по жизни шагать и лучше прочих с оружием управляться. Жаль только, если за одно это вас поминать станут. Такая память коротка. Не умениями, а делами славен человек! Вот святой Спиридон полторы тысячи лет назад жил, а помнят его по сию пору.
Фёдор Иванович поднял рюмку и покачал головой.
— Я пока так далеко не заглядываю. Будьте здоровы, ваше преподобие!
Глава III
В конце июля «Нева» добралась до Кадьякского архипелага у берегов Аляски и подошла к его крупнейшему острову, тоже именем Кадьяк: здесь назначена была встреча с Александром Андреевичем Барановым, главным правителем Русской Америки.
Когда в гардемаринах Фёдор Иванович читал про подвиги Баранова и слухи про него самые диковинные обсуждал с соучениками своими, о знакомстве с легендарным пионером-первопроходцем он и помыслить не мог. Александр Андреевич владел заводами в Восточной Сибири, снаряжал одну за другой промысловые экспедиции на Аляску и лет десять управлял гигантской Северо-Восточной компанией купца Шелихова, на дочери которого был женат Резанов. Он продолжал оставаться у руля, когда место умершего Шелихова занял зять, а компания волею императора Павла превратилась в акционерную Российско-Американскую.
Другой бы на его месте и носа не высовывал из роскошного кабинета, Баранов же затеял собственноручно расширять восточные владения. Он перебрался через море к алеутам, преодолел тысячу вёрст до острова Кадьяк и сделал его столицей Русской Америки, а потом отправился ещё за полторы тысячи вёрст к востоку, на остров Ситка, и выстроил там деревянный форт, получивший имя Архангела Михаила в честь государева покровителя.
Было Александру Андреевичу далеко за пятьдесят, крепким сложением он не отличался, но продолжал жить в каждодневных заботах и опасностях вдали от благ цивилизации, достойных его возрастай положения. На недоумённые вопросы отвечал просто:
— Природа здесь дикая, народы кровожадные, но выгоды от предприятий моих отечеству весьма важны. Такая надобность сносными делает скуку и труд.
Появлению русских не обрадовались ни американские охотники, ни тем более британские торговцы, которые скупали в этих краях бобровые шкуры для продажи в Китай. Не обрадовались и местные индейцы-тлинкиты, прозванные на русский лад колюжами за обычай носить в нижней губе вставную палочку-колюжку — для красоты. Впрочем, как раз колюжи, которые дали разрешение на постройку Михайловского форта, поначалу отнеслись к Баранову с уважением: стрелы индейских луков его не брали, на подарки вождям он не скупился и порою творил чудеса. Не могли знать наивные дикари, что носит Александр Андреевич под кафтаном тонкую кольчугу, а фокусы показывает, имея некоторые познания в физике и химии…
…однако трюки эти на купцов и белых охотников не действовали, и русский конкурент стал им поперёк горла. Скупщики мехов продавали свирепым индейцам ружья и обучали стрельбе. Когда Баранов после зимовки ушёл обратно на Кадьяк, оставив промысловую партию, — тлинкиты нарушили мир, с беспримерной жестокостью казнили промысловиков, а форт сожгли. Вместо него на Ситке появилась Шисги-Нуву — индейская крепость Молодого Дерева.
Разгневанный Баранов собрал войско — больше сотни своих промысловиков и сотен пять жителей окрестных земель, которые враждовали с тлинкитами: алеутов, чугачей, кадьякских эскимосов… Ради такого случая он даже раздал туземным воинам полсотни ружей — сколько было в запасе. Может, и продал бы, но торговля оружием у русских находилась под запретом. О дате прибытия экспедиции Александр Андреевич не знал даже приблизительно, а потому под конец весны выступил в поход с намерением покарать вероломных колюжей…
…так что «Нева» правителя Русской Америки на Кадьяке уже не застала. Фёдор Иванович этим весьма огорчился, но ненадолго. Лисянский велел как можно скорее разгрузить и переоснастить корабль, чтобы вернуть ему боевые кондиции, отправиться следом за Барановым на Ситку и поддержать артиллерийским огнём. Дополнительные пушки, которые Крузенштерн передал Лисянскому, ослабив притом свою военную мощь, теперь были очень кстати. Фёдор Иванович во время стоянки снова оказался при деле и, как на прежнем судне, обучал канониров особенным премудростям стрельбы.
— Что, ваше преподобие, — со смехом говорил он Гедеону, — мои-то умения прежде ваших понадобились!
Иеромонах соглашался, но и ему было не до печали: книги наконец-то выгрузили — пришла пора их по школьным полкам расставлять и людей учить.
В спешной подготовке к войне путешественники толком не успели насладиться ни мягкой летней погодой, ни красотами изумрудного Кадьяка, ни живописными водопадами в горах, ни даже богатейшей охотой. Через две недели полсотни плоскодонных алеутских байдарок выстроились в длинную вереницу и потянули за собой «Неву» прочь из Петровской гавани Кадьяка. Пятнадцатого августа Лисянский велел ставить паруса и взял курс на восток. Фёдор Иванович спросил капитана:
— Может, проверим, как ребята мои наловчились? — и кивнул назад. Там в нескольких кабельтовах маячил американский торговый корабль. Этот соглядатай караулил русских во всё время стоянки, а когда «Нева» вышла из гавани, — увязался следом. Лисянскому конвой тоже не нравился, но не настолько, чтобы его расстрелять.
