— Дашка, сюда иди. Сюда, я сказал.
Я встала, одернула свитер и подошла к столу.
— Пусть еще бухла принесет, — отец нагло осклабился, — я так лучше вспомню, где документы Светка прятала.
— Не покупайте ему, он ничего не скажет. Он песни петь будет или драться полезет.
— Молчи… ик… сучка. Убью. Я так говорить не буду — у меня бутылка пустая.
Вор дал мне денег.
— Купи.
— Давай, Дашка, пойди еще принеси. Иди, а то выдеру.
Пока я копошилась в коридоре, натягивая прохудившиеся сапоги, Вор вышел ко мне.
— Даша, ты куда за самогоном бегаешь?
— К соседке, — угрюмо сказала я, поднимая воротник куртки.
— Что у нее еще есть, у соседки твоей?
— Все у нее есть. Она на базаре торгует.
— На. Купи себе, что захочешь, самогон не покупай, поняла? — он протянул мне деньги.
— Не надо. Я не голодная.
С детства не любила ни у кого ничего брать. В этой жизни за все надо платить. За жрачку платить не хотелось. Особенно этому. Мне он и нравился, и не нравился. Чего это вдруг добрым заделался? В этот момент у меня громко заурчало в животе. Он усмехнулся, и я на секунду засмотрелась. Как короткое замыкание. Улыбка очень красивая и глаза светло-синие. Такие разве бывают? Вор мне деньги сунул, пока я пялилась, как дура, хотела руку отдернуть и манжета пальто задралась. Теперь он пристально смотрел на мое запястье, покрытое багровыми синяками.
— Отпусти. Чего уставился?
Но Вор сжал сильнее, я видела, как на его скулах заиграли желваки, поднял на меня взгляд и прищурился. Потом резко повернул мою голову в сторону, удерживая за подбородок, за ухом красовался такой же багровый след, но там еще и кожа лопнула. Я вырвалась, зло отшвырнула его руку.
— Отец? — спросил и глаза сверкнули. Нехорошо сверкнули. Даже мороз по коже пошел.
— Не твое дело, — огрызнулась и снова подняла воротник. Вор сцапал меня за шкирку, насильно сунул деньги в руку.
— Купи, я сказал, и дольше там побудь, поняла? — вот сейчас его голос звучал иначе, страшно звучал, угрожающе, — Конфет купи. Чтоб сдачи не было. Я проверю. Давай иди, малыш.
* * *
Никуда не пошла, в коридоре притаилась. Знала я, что будет. По глазам гостя поняла, по тону голоса. Такие, как этот, не платят, они свое иными способами получают. Послышались сдавленные крики и звуки ударов — Вор отца прессовал, и сильно прессовал. Тот все вспомнил. Все отдал. Оказывается, не пропил документы, прятал. Не могу сказать, что мне его жалко было, но и удовольствия я не испытывала. Отец все-таки. Мразь, но отец. Пусть живет. Только понимала, что ментов звать не стану и в квартиру не пойду. Под руку Вору попасть не хотелось. А потом я услышала его голос:
— И еще, падла, хоть пальцем девчонку тронешь — вернусь и кастрирую. Яйца отрежу и сожрать заставлю. Понял? Понял, я спрашиваю?
— Таааки Дашка тебя привела, сука малолетняяя.
Звук удара:
— Это ты сука и тварь гнилая. Понял, что я сказал?
— Понял… Не бей. Все понял. Не трону дрянь. Мамой клянусь.
Еще один удар.
— Никогда не клянись самым святым, урод.
— Не буду клясться, только не бей, ты мне почки отбил… ааааа.
— Ничего, в больничке поваляешься, харчи казенные на халяву похлебаешь и протрезвеешь заодно.
— Оххх… ребра сломал.
— Не скули, тварь. Скажи спасибо, что живой. Урыл бы суку. Пальцы повыдергивал.
Я судорожно выдохнула. Нельзя мне теперь домой. Отец оклемается и убьет меня. Ни в какую больничку не поедет. Он все на мне выместит. Я медленно спустилась по ступенькам и посчитала деньги. Мало, конечно. Ни на что особо не хватит. Посмотрела на шикарную тачку парня. Мерседес. У нас я таких не видела. Красивый, черный, блестит от капель росы. В этот момент Вор вышел из подъезда, направляясь к машине. Я спряталась, присев сбоку.
Он подошел к багажнику, открыл и достал оттуда какую-то папку, в этот момент его мобильный затрещал и он закурил, ответил на звонок, повернувшись к дому и спиной ко мне.
— Да. Разобрался, нашел. Завтра буду в столице. Все отлично. Давай. Связь тут плохая.
Когда он обернулся, чтоб захлопнуть багажник, я уже удобно устроилась там на каком-то одеяле, прикрылась и молилась, чтобы Вор меня не заметил. Он и не заметил, а у меня адреналин шпарил по венам и гудел в ушах. Понимала, что творю нечто сумасшедшее, безумное. Только назад дороги не было, ни в интернат, ни к чудовищу я не вернусь. А вот в столицу я хотела попасть.
Когда машина заревела и сорвалась с места, Вор включил обогрев и стало тепло, а потом на всю врубил музыку.
Я лежала, спрятав руки под мышки, чтобы согреть замерзшие пальцы. Даже задремала. Про голод совсем забыла.
Когда выныривала из сна, думала о том, что теперь начну другую жизнь. Пусть и на улице первое время, но зато подальше от этого проклятого места. Может, братьев найду. Они взрослые уже все.
Ближе к утру машина остановилась, и я затаилась, прислушиваясь. Усмехнулась. Понятно, человеческие потребности никто не отменял. Напрасно я расслабилась, потому что крышка багажника резко открылась и меня за шкирку выволокли наружу, швырнули на обочину, и я проехалась животом по асфальту. Шапка в кусты отлетела.
— Это что за гребаный сюрприз, а? Совсем охренела, мелкая?
Вор курил и смотрел на меня исподлобья, пока я вставала, искала шапку. Рассвет топил трассу в сером тумане и срывались мелкие капли дождя. Ветер крутил оранжевые смерчи листьев прямо у меня перед носом.
— Нельзя мне там оставаться, — сказала я, отряхивая колени, — ты его, а он меня потом.
— В интернат свой иди, — Вор нахмурился, делая сильные затяжки и выпуская дым с паром вместе.
— И туда нельзя. Понимаешь? Нельзя.
— А мне какая разница? — он пожал плечами, руки в карманы сунул, зажимая сигарету зубами.
— Никакой. В столицу подбрось.
Вор усмехнулся. Унизительно осмотрел меня с ног до головы.
— И что ты там делать будешь? Работу искать? Тебе ж, наверное, и пятнадцати нет. Давай, девочка, вали обратно в Мухосранск свой. Никто тебя в столице не ждет. Не будь идиоткой. Я недалеко отъехал. Деньги на автобус у тебя есть. Ты ж конфеты не купила?
— Не купила, — буркнула я.
