Чувствовал легкое головокружение и время от времени казалось, что очертания окружающих предметов становятся размытыми. Силы по капле утекают, и мне нужно прибавить скорость, я обязан добраться до безопасного места и понять, насколько опасно ранение, хотя был уверен, что это просто царапина. Задеты мягкие ткани на боку, меня учили в этом разбираться. Отец позаботился о моем всестороннем развитии, за что я, пожалуй, могу быть ему благодарен. Он лепил из меня долбаную идеальность и в чем-то, несомненно, преуспел.
В голове словно яркой вспышкой — картинка из прошлого. Я, так же как и сейчас, сижу за рулем, чувствую, как сердце, словно ошалелое, стучит в груди. Мчу в аэропорт, в сотый раз повторяя про себя номер ее рейса. Мерю шагами зал, сжимая в руках футляр с тем самым кольцом, которое забыл тогда в кармане пальто, словно цепляясь за нить, что способна нас объединить. Тогда я еще верил им обоим — Лене и отцу. Ведь он дал мне слово, что найдет ее, возьмет под свою защиту, поможет уехать из страны. Я должен был просто немного подождать. И я ждал… каждый день… десятки раз звонил Ворону, который уверял меня, что все идет по плану, что даже дело с чеченцами удалось замять, хоть ему и пришлось во многом уступить. Но что может быть важнее родного сына, правда?
И когда самолет приземлился, а из ворот начали выходить пассажиры, которых встречали с цветами, радостными улыбками и слезами счастья, мне казалось, я забыл, что значит дышать. Я тогда ждал свое персональное счастье со светлыми волосами и диким восторгом в голубых глазах и верил, что непременно дождусь. Это же моя девочка. Моя. Она не могла не приехать.
Каждая секунда — сладость ожидания, каждая последующая — пытка разочарованием. Потому что она не появлялась. Толпа встречающих редела, а волнение, которое уже зажало в тиски мое сердце, росло с каждой секундой. В следующий момент оно ухнуло вниз и просто застыло, вмиг покрывшись инеем, который оплетал мое тело ледяными нитями отчаяния.
Вместо нее прилетел отец. Дьявол его раздери — что он здесь делает? Где Лена? Он же обещал. Обещал выполнить просьбу… в последний раз.
Я стоял тогда, словно замершая статуя, а внутри меня ревело мощное цунами из ярости, которое затягивало в свою воронку все остальное — боль, разочарование и надежду.
Он приблизился ко мне и сказал:
— Я знаю, сын, что сейчас ты ненавидишь меня, но для начала тебе придется выслушать. Я — человек слова и сделал все, что обещал. Я ее нашел и только благодаря мне она сейчас дышит, а не лежит где-то на обочине трассы.
Отец сделал паузу, но, увидев, что я не собираюсь отвечать, на несколько секунд отвел в сторону взгляд, словно что-то обдумывая, и продолжил:
— Андрей, я могу сделать так, что она прилетит сюда хоть завтра. Одно твое слово. Только ответь сам себе — нужна ли тебе такая? Вот, смотри, ты можешь не верить мне — но поверь хотя бы своим глазам… — и с этим словами протянул мне конверт.
Я не знаю, смог ли он прочитать в моем взгляде, что именно сейчас пришел тот момент, когда человек становится для тебя потерянным навсегда. Этот момент называют разочарованием. Я взял в руки конверт и, с трудом сглатывая стоящий в горле ком, начал перебирать черно-белые фотографии.
Лена в кабинете отца. Сидит на стуле… глаза в пол, руки на коленках — как послушная ученица. Боится голову поднять, чтоб не встретится с пронзительным взглядом Ворона. О чем он с ней говорит? Почувствовал, как перед глазами возникла мутная пелена, которая обычно закрывает перед нами тот мир, который мы отказываемся видеть.
Там было много фото и каждое кричало о том, какой стала ее новая жизнь. Шикарная квартира, дорогая машина и… другой мужчина рядом…
* * *
— Андрей, осторожно.
От крика Лены я вздрогнул — мы чуть не врезались в железное ограждение. Резко вывернул руль вправо и через доли секунд, выравнивая ход, помчал еще быстрее.
Она закрыла ладонями лицо, чтобы не показать своих слез, но ее вздымающаяся от глубокого дыхания грудь говорила о том, что рыдания, которые вырываются изнутри, сдерживать удастся недолго.
Я с силой сжал руль, пытаясь сосредоточиться на дороге, понимая, как на самом деле ошибся. Как продолжал забываться, упиваясь самообманом все эти годы. Опять этот болезненный укол где-то в области сердца. Порой хватает нескольких секунд, чтобы прозреть. Правда ярким светом откровения бьет в глаза, болезненно и внезапно, так, что хочется зажмурится, и вмиг превращает нас в другого человека.
Я почувствовал, что она, как и я, ожила. Несмотря на всю опасность и затаенные обиды… в ее глазах загорелся свет. Еще в момент нашей встречи. Лихорадочный блеск восторга. Я помнил его, помнил, как отражение собственного безумия. А сегодня, когда вошел в этот чертов конференц-зал, увидел, как она вспыхнула, как бешено начала вздыматься грудь под светло-бежевой блузкой, как нервно облизала пухлые губы и поправила волосы за ухо. Конечно, она отрицала, она жалко прикрывалась упреками, яростью и показным равнодушием, и конечно, я сам поступил точно так же.
Это невозможно объяснить, это можно только разделить. На каком-то ином уровне, который открывается лишь тем избранным, кто по-настоящему любит… Взаимность чувствуешь кожей. Она на некоем астральном уровне пронизывает мозг, отражается во взгляде, она ощутима физически, как холод или жара. И мне стало жарко. Я воспламенился за считанные секунды. Еще мгновение — и взорвусь от раздирающих эмоций, от ненормальных и неконтролируемых желаний.
И сейчас, когда я заметил этот неподдельный страх в ее глазах, слезы, которые она безуспешно пыталась сдержать, осознал, что мы оба боимся потерять друг друга опять. Казалось, мое тело вдруг стало наполнятся силой, даже дышать стало легче, хотя еще несколько минут назад каждый вздох приносил боль.
Когда все, что нас окружает, вдруг становится другим, когда в голове возникает тысяча мыслей и планов, когда любая проблема кажется пустяком, ведь ты обретаешь то, ради чего хочется жить.
Это может звучать как сумасшествие, но я чувствовал себя счастливым. В этой продырявленной пулями машине, в неведении, что принесет завтрашний день и угрозами вообще до него не дожить. Просто потому, что мог сейчас говорить с ней, прикасаться, быть рядом, не думая о том, что все — лишь очередной мираж. Я столько раз видел ее во сне… как она улыбается, смеется, что-то радостно щебечет, рассказывая, что произошло за день, а я, делая вид, что слушаю, просто рассматривал ее губы, глаза, жесты, и думал только о том, что хочу ее. Прямо сейчас, немедленно, прерывая ее рассказ поцелуем и, подхватив на руки, уносил прочь, на ходу срывая одежду.
А когда пробуждался от этих снов, разочаровано ощущал пустоту и холод широкой постели, сжимал кулаки от злости, разбивая костяшки о стену — потому что чувствовал себя слабаком, который не может выбросить из головы ту, которая давно от меня отказалась.
