– Ты умеешь летать? Ты умеешь летать? Ты умрешь? Ты умрешь?
Ей хотелось спрыгнуть в ущелье. Сделать хоть что-то, лишь бы избавиться от этого страха. Что угодно, лишь бы все закончилось. Ноги подкашивались. Сознание бунтовало и ускользало. Пусть все прекратится, пусть все прекратится, пусть все прекратится…
– Слушай меня: ты хочешь стать свободной?
«Да, да, да, пусть все прекратится», – пыталась сказать она, но оставалась беззвучной и плакала сухими слезами. Сердце стучало так, будто стремилось пробить себе путь из груди. «Дайте мне прыгнуть, дайте мне умереть, я больше не выдержу, не могу, не могу…»
– Решать тебе; ты знаешь, что делать.
Перед ней что-то появилось. Похожее на голограмму, оно вращалось. Оно сияло и блестело. Это был нож с черной рукояткой. Лезвие было наточено до остроты бритвы и заканчивалось острием. Ей оставалось только протянуть руку и взять его. Она знала, что именно этого и хочет от нее голос. Она была обязана взять нож, но не могла.
– Люююююси, Люююююси… Тебе решать; ты знаешь, что делать.
Нож крутился, будто висящий на нити, и разбрасывал вокруг себя всполохи света. Ей достаточно было сделать шаг вперед, ей достаточно было протянуть руку – и нож оказался бы у нее в руке. Нож заставил бы мост исчезнуть, однако она знала, что потребует от нее голос, когда нож окажется у нее в руке.
Ветер взвыл громче, соперничая с музыкой.
Ей не хотелось брать нож, но она не могла больше оставаться здесь, ни секундой дольше. Лезвие покачивалось в нескольких дюймах от нее, острое и смертоносное. Казалось, с него уже капает кровь.
Люси беззвучно закричала; затем метнулась к ножу и обхватила пальцами его рукоятку. Сжала ее изо всех сил, чтобы не выпустить. И мгновенно панорама вокруг нее изменилась. Мост исчез. Горы и ледник растворились в белизне. Она опять была в ослепляющей белой комнате, а ноги стояли на твердой опоре. Однако музыка продолжала звучать, а в ее руке теперь был нож. Существовал один способ остановить музыку раз и навсегда. Один способ не дать мосту вернуться.
Голос нашептывал ей в ухо:
– Нож – это ключ. Освободи себя.
Глава 29
Даррен Ньюман.
Фрэнки ненавидела себя за то, что все ее воспоминания о Ньюмане ограничивались его внешностью. Он был на удивление красив и знал это. Он был высок и обладал гладким и сильным, как у теннисиста, телом. Как у типичного лос-анджелесца, его короткие светлые волосы казались многослойными из-за множества оттенков. Надо лбом волосы закручивались в тугие завитки. Брови вразлет подчеркивали темные глаза, которые будто смеялись какой-то непроизнесенной шутке. Когда улыбался, он не показывал зубы; уголки его рта просто приподнимались вверх. Одевался он так, чтобы произвести впечатление – всегда в костюм с пастельного цвета сорочками и галстуками от Джерри Карсии с причудливыми рисунками. Он был молод, под тридцать. По идее, ее не должен был привлечь человек такого типа. Но привлек же.
Даррен возник в жизни Фрэнки благодаря своей матери год назад. Алана Ньюман пришла к психиатру после того, как ее сына арестовали за изнасилование, и предложила кучу денег за то, чтобы она поговорила с ним. Когда на чеке появилось множество нулей, внутренний голос сказал Фрэнки «нет». Она же не наемная отдушина. Но Алана была льстивой, как и ее сын. Она рассказала красивую историю и выплакала огромное количество слез. Она не утверждала, что Даррен – невинное создание, но была твердо убеждена, что он – жертва прошлого. С ним жестоко обращались в школе. Он так и не научился уважать женщин. Он совершал ошибки, но насильником не был. Все общение на вечеринке между ее сыном и студенткой старших курсов Университета Сан-Франциско ограничивалось «он сказал», «она сказала». Прокуроры пытаются наказать его лишь в назидание другим.
Если б Фрэнки могла вернуться в то время, она тут же разорвала бы тот чек. Однако тогда она согласилась встретиться с Дарреном. Поговорить. Составить собственное мнение о нем, встретиться лицом к лицу. В этом-то и заключалась ее ошибка. В своей заносчивости опытного специалиста-психиатра она считала, что ни один человек не сможет манипулировать ею. Только она не учла, что есть такие, как Даррен Ньюман.
Он знал, что лучшая ложь начинается с правды. Сперва он рассказал ей правдивую историю из своего детства. До восемнадцати лет Даррен жил в Висконсине, в маленьком городке в районе Грин-Бей. Когда ему было семь, в День благодарения случился сильный снегопад, и он построил на переднем дворе снежную крепость. Затем заполз в туннель и сидел там, пока все семейство оставалось в доме, но снег все шел и шел, и в конечном итоге крепость обрушилась на него.
Его отсутствие заметили лишь через полчаса. Все это время Даррен провел в снежном плену, медленно задыхаясь. Он не мог шевельнуться, не мог освободиться. Ему оставалось лишь таращиться на белый снег своей могилы. Когда его откопали, он был без сознания, и доктора говорили, что еще пять минут промедления убили бы его.
У него бывают обратные вспышки о том предсмертном состоянии, говорил он Фрэнки. Правда, рассказывая, не плакал. Просто понижал голос и смотрел куда-то в пространство, и создавалось впечатление, будто внутри этого взрослого мужчины до сих пор живет тот самый пойманный в ловушку ребенок. А потом он переводил на Фрэнки магнетический взгляд, как бы говоря: «Мне нужна твоя помощь».
И она попалась на крючок.
То была последняя правдивая история, рассказанная Дарреном.
Он описывал, как потерял девственность с учительницей, преподававшей математику в девятых классах; как их дневные факультативные занятия превращались в вечерние уроки соблазнения у нее дома. Со смущенным видом он со всеми физиологическими деталями рассказывал, что она делала с ним и что заставляла его делать с ней. Как она вынуждала его доминировать. Унижать ее. Претворять в жизнь ее подчиненные фантазии. У него была особая манера качать головой, словно он и сам не мог поверить во все это. «Вот так я узнал женщин, Фрэнки. И что удивительного в том, что я стал таким?»
Несколько месяцев спустя Фрэнки выяснила, что та самая учительница была женатым мужчиной пятидесяти шести лет, а вовсе не женщиной. И между ними не было никаких отношений. Не было и совращения с потерей девственности. Даррен все выдумал. Однако было уже поздно.
Фрэнки уже дала ему то, что он хотел. Она представила суду аффидавит, в котором изложила свое профессиональное мнение о том, что Даррена следовало бы подвергнуть лечению, дабы избавить его от проблем, зародившихся еще в детстве, а не сажать в тюрьму. Команда прокурора, которая и так уже стояла на зыбкой почве в связи с обвинением в изнасиловании, согласилась переквалифицировать преступление на менее тяжкую статью и предпочла не рисковать неизбежным проигрышем. Даррена отправили на общественные работы в местный приют для бездомных, и Фрэнки еженедельно проводила с ним лечебные сеансы.
Она ругала себя за то, что позволила ему обвести ее вокруг пальца. Она не сразу поняла, что у него на все есть ответы. Отговорки. Доводы. Объяснения. Его родители переехали в Колорадо, когда ему исполнилось восемнадцать, и он поступил в колледж в Боулдере. Она с пристрастием допрашивала его насчет двух случаев изнасилования в студенческом общежитии, но Даррен категорически отвергал все обвинения, ссылаясь на алкоголь и утреннее похмелье. Она спрашивала про случаи преследования и порномести, и он во всем обвинял своего соседа по комнате. Что бы ни случалось, у него всегда имелся кто-то, на кого можно было возложить вину, он всегда находил способ отвести подозрения от себя. Уже это должно было насторожить ее.
