– Не забудьте оставить мне визитку.
Истон достал из бумажника карточку и сунул ее в руку Ньюману. Тот внимательно изучил карточку.
– Инспектор Фрост Истон, – сказал он. – Кто ваш начальник в отделе?
– Джесс Салседа.
– О, точно, я же знаком с Джесс. Уверен, что она меня помнит. Завтра же я позвоню ей и расскажу о вашем ночном визите. Думаю, она порекомендует вам и Фрэнки держаться от меня подальше. Полиции Сан-Франциско меньше всего нужно, чтобы началось расследование ее действий по обвинению в преследовании.
***
В салоне машины горел свет, но глаза Франчески Штейн оставались в тени. Она отбросила назад каштановые пряди и вымученно улыбнулась, однако Фрост видел, что она надломлена. На ее узком лице застыло болезненное выражение. Врач сидела с абсолютно прямой спиной, держа руки на коленях. Воздух, нагнетаемый из вентиляционных решеток, нагрел внутреннее пространство машины.
– Он знал, что я преследую его, – сказала Штейн.
– Да.
– Он играл со мной. Он заманил меня сюда, и он знал, что я выставлю себя на посмешище. Что бы я ни рассказывала о нем, никто не поверит ни единому моему слову.
– Если уж на то пошло, вы правы насчет него, – сказал Фрост. – Но и мне после сегодняшнего вечера мало кто поверит.
Штейн повернулась к нему. Ранимость делала ее привлекательной, и Фрост обратил на это внимание.
– Простите, что поставила вас в неловкое положение, – сказала она.
– Ньюман – мастер своего дела, – произнес Истон.
– Да, это так. – Она откинула голову на подголовник. Инспектор любовался ее изящной шеей. – Фрост, можно мне признаться вам кое в чем? Не знаю, зачем, но чувствую, что мне нужно произнести это вслух.
Фрост заметил, что она назвала его по имени, чего никогда не делала раньше.
– Говорите о чем угодно.
– Когда я познакомилась с Дарреном Ньюманом, меня сильно потянуло к нему, – сказала доктор Штейн. – Все это мне противно, мне нечем гордиться, но я ничего не могла с собой поделать. Мои слова, наверное, кажутся вам бессмыслицей…
– Я мужчина. Я никогда не чувствую твердую почву под ногами, когда пытаюсь понять, чего хочет женщина.
– Ну вы, наверное, считали, что я умнее и выше этого… Оказалось, что нет. Я замужем. Я старше его. Я ученый. Но мне все так же трудно противостоять ему.
– Вы спали с ним?
Она молчала достаточно долго, чтобы Фрост начал гадать, каким будет ответ.
– Нет.
– Тогда вам не о чем сожалеть, – сказал он, усомнившись в правдивости ее ответа.
– О, когда дело касается Даррена, у меня есть много всего, о чем приходится сожалеть, – сказал Штейн.
Из-за теней Фросту трудно было читать по ее лицу. Он хотел бы лучше понимать эту женщину, но она жила в обособленном мире, и он не мог достучаться до нее.
– Между прочим, в одном вы ошибаетесь.
– В чем?
– В вашем утверждении, что вы мне не нравитесь. Нравитесь. Я не предполагал, что такое может быть, – вероятно, потому, что мне не приходилось иметь дело с психиатрами. Вы умная, сильная, вы заботитесь о своих пациентах. Я вас за это уважаю.
– Спасибо.
– А еще мне нужна ваша помощь, – сказал Истон. – Вчера исчезла еще одна женщина. Мы оба знаем, что ей грозит опасность. Необходимо найти ее. Каждая минута на счету.
Штейн закрыла глаза.
– Одна из моих пациенток?
– Она приходила к вам на этой неделе. Ее зовут Люси Хаген.
– Что вы хотите? Что я могу сделать?
– Расскажите мне о ТФ, – ответил Фрост и почувствовал, как она замерла.
– Что?
– Вы написали: «ТФ. Козел отпущения».
– Как вы узнали об этом? – спросила Штейн.
– Я был в вашем кабинете. Нашел записки в мусорной корзине.
– Вы обыскивали мой кабинет? – изумилась Штейн. – Просто не верится…
– Вы не оставили мне выбора.
– Вы заглядывали в карты пациентов?
– Нет, я не вмешивался ни в чью частную жизнь.
– Кроме моей. – Она сокрушенно покачала головой.
– Мне плевать, что вы сердитесь. Главное для меня – остановить этого человека, прежде чем он причинит вред кому-то еще, а вы стоите у меня на пути. Я вам не враг, Фрэнки. Вам придется сказать мне правду. У вас есть пациент с инициалами ТФ, и он что-то знает насчет Ночной Птицы. Мне нужно поговорить с ним.
– Сожалею, но он непреклонен: никакой полиции. Я не могу выдать его только потому, что так хотите вы. Так дело не пойдет.
– Тогда поговорите с ним сами, – сказал Фрост. – Убедите.
– Я попытаюсь, но ничего не обещаю.
– Мне важно все, что он сможет рассказать. – Истон открыл дверцу, и в салон сразу же ворвались холодный воздух и шум ветра в верхушках сосен. После секундного колебания он добавил: – Даррен сказал, что вы недавно лишились отца. Это правда?
– Да, правда.
– Сожалею.
Ее, кажется, соболезнования ничуть не тронули.
– Что Даррен сказал насчет этого?
– Не важно.
– Я хочу знать. Пожалуйста.
– Он сказал, что такие трагедии способны столкнуть с края кого угодно, – ответил Фрост.
Штейн положила руки на руль и сжала его так, что у нее побелели костяшки пальцев.
– Вот ублюдок…
– Для вас это что-то значит?
– Когда мы были в Пойнт-Рейесе, мой отец пошел на прогулку и упал с утеса, – ответила Штейн.
– Сожалею, – повторил Фрост. – Я не терял родителей, но представляю, как тяжело вам пришлось.
– У нас были сложные отношения, – сказала она. – Мы не были близки.
– И все же…
Штейн устремила взгляд куда-то вдаль через лобовое стекло.
– По дороге сюда я то и дело посматривала вниз. Пыталась представить, каково это – лететь вниз. Как ускоряется падение. Как земля несется навстречу тебе. О чем в это время думает человек. И на какие мысли у него хватает времени. Что творится в сознании. Я все думаю, какие были его последние мгновения…
– Нельзя так себя мучить, – сказал Фрост, но у него возникло впечатление, что Штейн забыла о том, что он все еще сидит в машине.
– Меня уже давно не покидает чувство, будто я что-то потеряла… – начала она.
И тут ее голос стих. Рот приоткрылся.
Фрост подумал: «Какое ваше самое плохое воспоминание?»
– Фрэнки?
По ее нижней губе прошла судорога. По щеке скатилась единственная слеза, похожая на растаявший снег. Ее взгляд был устремлен в темноту. Вдруг, без какой-либо причины, тело женщины содрогнулось в конвульсиях, как будто к ней прикоснулись оголенным проводом под напряжением. Когда спазм прошел, она обхватила себя руками и вся сжалась.
