Джейсон ответил не сразу. После паузы он сказал:
– Фрэнки, зачем идти этой дорогой? У тебя были причины, чтобы все забыть.
– Я хочу знать, – отрезала она. – Говори.
– Нет, твой отец ничего этого не говорил.
– Ты солгал мне. Ты вложил мне в голову ложь.
– Ложь? Оглянись на себя. Это ничем не отличается от того, что ты делаешь со своими пациентами каждый день. Ты забираешь у них плохие воспоминания и заменяешь их хорошими. Не обвиняй меня, если тебе не нравятся твои собственные методы.
В этом он тоже был прав. Фрэнки посмотрела в зеркало, и ей не понравилось то, что она там увидела. Джейсон сделал именно то, что она делала со своими пациентами. Она оставляла свои отпечатки пальцев в их мозгах. Она играла с Господом. И сейчас впервые Фрэнки поняла, каково это – быть по ту сторону лечения. Интересно, спросила она себя, сколько человек из тех, кому она пыталась помочь, после лечения мучились сомнениями? Сколько из них чувствовали себя так, будто они смотрят в бездонный колодец? Сколько из них хотели узнать правду после того, как правда была стерта?
– Что на самом деле там произошло? – тихо спросила Фрэнки.
Джейсон покачал головой:
– Это будет неправильно, если я расскажу. Ты же не хотела помнить.
– Послушай, если ты мне не расскажешь, я просто спущусь вниз и спрошу у Пэм. Ведь она знает, что ты сделал, да?
– Да.
– Тогда рассказывай, – потребовала Фрэнки.
– Что ты помнишь? – спросил Джейсон.
– Ничего. Я ничего не помню. Только образ того места, куда он упал. Как выглядело его тело. Кровь на камнях. – Она замолчала, потому что этот образ стал четче в ее сознании. Кровь оказалась новой деталью. Раньше она в своих обратных кадрах ее не видела.
– Если я расскажу, то может стать хуже, – с нажимом произнес Джейсон. – Иногда воспоминания, возвращаясь, бывают более сильными и болезненными.
– Я рискну. Рассказывай, я должна узнать прямо сейчас.
Джейсон сцепил руки на макушке и поморщился с таким видом, будто сидел в жюри и решал, виновен человек или нет.
– Твой отец не падал. Он сам прыгнул.
У Фрэнки подогнулись колени. У нее закружилась голова, она качнулась вперед, и Джейсон подхватил ее, помог добраться до кровати, потом сбегал в ванную, где теплой водой намочил полотенце, и протер ей лицо. А затем сел рядом с ней.
– Я это видела? – спросила она.
– В то утро ты пошла на прогулку вместе с ним по вашему обычному маршруту. На тропе у утеса он ушел вперед. Ты увидела, что он собирается сделать, кричала ему, чтобы он остановился, но он просто рухнул вниз. Ты подбежала к краю и увидела его под утесом. Ты не смогла смириться с этим. Вернулась в лагерь. Несколько часов просидела в палатке, а потом отправилась на поиски спасателей и сказала им, что твой отец пропал.
Фрэнки помотала головой, не веря своим ушам.
– Боже, зачем он это сделал? Он что-нибудь говорил? Мы поссорились?
– Ты же знаешь, что у него были приступы депрессии. Он и раньше говорил о самоубийстве.
– Да, но он же являлся первостатейным нарциссом. Это были просто разговоры. Не могу поверить, что он так поступил…
– Иногда люди принимают решение за долю секунды, – сказал Джейсон. – Вот человек стоит на утесе, им овладевает порыв, и он уже в воздухе. В этот момент уже поздно давать задний ход и останавливаться.
Фрэнки закрыла глаза, тщетно пытаясь сдержать слезы.
– Вспомнила? – наконец спросил Джейсон.
Она заглянула в свое сознание и попыталась вытащить картину того последнего утра. Но все равно, зная, что именно произошло, ничего не увидела, и напряжение мысли тут не помогло. Фрэнки окунула кисть в краску, но с каждым нанесенным мазком холст оставался чистым. Все, что рассказал Джейсон, было для нее не более реальным, чем история, случившаяся с кем-то еще.
Все это заставило ее задуматься над темой, которую в тот день отец выбрал для дискуссии. Риск.
Она рискнула. Как и пациенты, приходившие к ней. Они тоже рисковали. Можно убрать свою боль; раз – и дело сделано. И ты летишь. И уже поздно сдавать назад и останавливаться.
Воспоминаний – этих крохотных молекул белка, которые и составляют жизнь – уже нет.
– Нет, – ответила она, – я совсем ничего не помню.
***
Фроста разбудила музыка. Он зашевелился, чем разбудил Шака, который тут же спрыгнул на ковер. Не сразу сориентировавшись, инспектор понял, что звучит песня группы «Джефферсон Эйрплейн». «Белый кролик». Он перевернулся на спину и вслушивался в сердитый, эротичный голос Грейс Слик, прежде чем сообразил, что музыка доносится из его телефона.
Он выбрал «Белого кролика» в качестве рингтона для Херба, который в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом, когда ему было девятнадцать, тусовался с этой группой из Сан-Франциско. Фрост видел фотографию Херба с Грейс Слик и Марти Балином на фестивале в Монтерее, проводившемся в июне того года. Иногда Херб рассказывал всякие истории о том лете, и Фрост понял, что даже тогда его друг был центром всего, что происходило в городе.
Истон скатился с дивана и, спотыкаясь, побежал к обеденному столу, где и лежал телефон.
– Херб, ты знаешь, сколько времени?
– Почти два. Извини, что разбудил.
– Не бери в голову. В чем дело?
– Уличный «Твиттер» прорезался.
Фрост мгновенно проснулся.
– Что ты выяснил? Кто-нибудь видел Люси?
– Нет, но тип в этой жуткой маске дал двадцать баксов одному бездомному ветерану, чтобы тот передал сообщение.
– Какое сообщение? – спросил Фрост.
Художник молчал, сомневаясь.
– Херб? Говори, что за сообщение.
– Может, ничего особенного… Может, этот тип играет с тобой в какие-то игры…
– Говори.
– Он сказал, что если ты хочешь найти то, что ищешь, спроси у Кейти.
У Фроста сжались кулаки. Он резко выдохнул.
– Мне надо идти.
– Послушай меня. Он лезет тебе в мозги. Вот что он пытается сделать.
– Мне нужно идти, – повторил Фрост. – Спасибо, Херб. Честное слово.
Он отключился и еще некоторое время стоял в прохладной темноте дома. Если Ночная Птица хотел забраться ему в голову, то он преуспел в этом. Теперь Истон точно знал, где искать Люси.
Она на заднем сиденье какой-то машины на Оушн-Бич.
Именно там он и нашел тело своей сестры.
Глава 36
У Оушн-Бич грохот волн был оглушительным. Фрост вылез из своего внедорожника и ощутил брызги на лице. Грейт-Хайуэй на всем протяжении до Клифф-Хаус была пустынной, однако Истон чувствовал, что Ночная Птица наблюдает за ним. Сидит с биноклем где-то в темноте, на пляже или на каменистых тропинках Сатро-Хайтс наверху, и следит за своей жертвой.
