Люси села на свое сиденье. Ее охватило отчаяние. У нее начиналась паника, по щекам потекли слезы. Девушка то и дело мотала головой и, обливаясь по́том, заламывала руки. Она так сильно кусала губы, что на них выступила кровь. Фрост видел, как Люси буквально у него на глазах теряет связь с действительностью, и в нем крепло желание как можно быстрее показать ее врачу. Он переключил передачу, но как только внедорожник тронулся с места, Люси совершила поступок, до глубины души потрясший инспектора. Без единого звука она распахнула пассажирскую дверцу и практически вывалилась из машины. Фрост ударил по тормозам. В следующую секунду Люси уже бежала по улице.
Придя в себя, Истон распахнул свою дверцу.
– Люси!
Он потянулся за телефоном и обнаружил, что Люси забрала его с сиденья.
– Люси! Стой!
Девушка уже была ярдах в двадцати. Она пересекла улицу и взбиралась на Лоун-Маунтин к кампусу. Над деревьями возвышалась остроконечная крыша университетской башни. Фрост выскочил из машины и побежал вдогонку. Оскальзываясь на мокрой траве и проваливаясь в мягкую землю, он забрался по склону, но в темноте не смог определить, куда делась Люси. Поэтому он бежал наугад, постоянно окликая ее:
– Люси!
Она не отвечала, а он не видел ее за густыми елками. Наконец остановился и прислушался, но шагов Люси не услышал. Зато в ночной тишине услышал кое-что другое. Музыку. Нежную, наводящую ужас музыку. Где-то рядом, между деревьями звучало пианино. Он сразу узнал песню.
Это была песня-убийца.
– Люси, не надо! – крикнул Фрост.
Он побежал на звук. С каждым шагом песня звучала все громче, и остановить ее возможности не было. Соло на фортепьяно сменилось совершенным голосом Кэрол Кинг, рассказывающей о ночной птице, о моряке, ищущем пристанище, чтобы отдохнуть, о соловье, поющем песню об одиночестве. Истон пытался найти Люси среди деревьев и с ужасом ждал, что вот-вот тишину разорвут ее крики. Крик. Бег. Смерть.
В тридцати футах от себя Фрост заметил слабое свечение. Это светился экран телефона. Его телефона.
Перебегая от одного дерева к другому, он наконец нашел Люси. Она стояла, привалившись спиной к стволу. Света от телефона хватало, чтобы увидеть испуганное выражение в ее глазах и всклокоченные волосы. Фрост подбежал к ней и обнял; она прижалась к нему. Он ощутил ее учащенное дыхание и попытался забрать у нее телефон, но она не отдавала его, отчаянно сопротивляясь, а музыка все звучала и звучала, неуклонно и громко. Заканчивался второй куплет, когда Фрост кое-что понял.
Ничего с Люси не происходит.
Пела Кэрол Кинг, играло пианино, а сознание Люси не распадалось на мелкие части. Она реагировала не так, как Моника Фарр. Или как Бринн Лэнсинг. Или как Кристи Парк.
Люси тоже это поняла, и из ее горла вырвался судорожный вздох облегчения.
– Не сработало, – проговорила она. – Ведь так? Не сработало?
– Думаю, да, – прошептал Фрост, хотя полной уверенности у него не было.
В глубине души он желал, чтобы Люси потеряла над собой контроль прямо здесь, где он мог бы удержать ее и спасти.
Песня закончилась, и наступила тишина. Они замерли, стоя на склоне холма. Люси, теплая и мягкая, прижималась к Фросту. Она успокоилась, будто океан после шторма. От нее слабо пахло духами. Наконец девушка подняла голову и посмотрела на него. На ее лице отражалось смущение.
– Думаешь, со мной и вправду всё в порядке? – спросила она.
– Надеюсь на это. Давай поедем в больницу и убедимся в этом.
– Фрост, защити меня, – попросила Люси, беря его за руку. – Не допусти, чтобы со мной что-нибудь случилось.
– Не допущу, – ответил он. – Не волнуйся, не допущу.
Глава 37
Пэм оделась так, чтобы все обращали на нее внимание. На ней было обтягивающее платье до колен дерзкого оранжевого цвета с черными пуговицами в виде буквы «S» от ворота почти до самого низа. Светлые волосы красивым каскадом ниспадали на спину. На губах была светло-розовая помада. Слабая улыбка как бы говорила, что весь мир – это анекдот, и ей известно, чем этот анекдот закончится.
Фрэнки смотрела на сестру и будто видела себя в зеркале, но в более молодой, более эротичной версии. Она завидовала Пэм, а Пэм завидовала ей. Этому противостоянию не было конца.
Они сидели в «Зингари» за столиком у окна. Темноглазый Вирджил, который, судя по виду, мучился похмельем, принес ледяной чай. Перед Пэм уже стояла порция мартини. Она, не поднимая головы, сосредоточенно рылась в своем телефоне. Фрэнки заказала на обед пиццу-«Прошутто».
– Значит, все это время ты знала, – после затянувшегося молчания сказала она.
Сестра, набивавшая сообщение, даже не остановилась.
– Что папа нырнул с утеса? Да.
– И тебя это совсем не тронуло?
Пэм отложила телефон и сплела длинные пальцы. Лак на ее ногтях был подобран в цвет платью.
– А что меня должно было тронуть, сестричка? То, что наш папаша покончил с собой? Или то, что моя нежная, как цветок, сестра не смогла пережить это и решила все забыть?
«Ракета стартовала», – подумала Фрэнки. Ей захотелось нанести ответный удар, но того, что она помнила, не хватало, чтобы она могла объяснить свое решение стереть воспоминание. Фрэнки не знала, зачем пошла на это. Ведь она всегда считала себя сильной. Возможно, Пэм права. Возможно, она испугалась тех чувств, что могут возникать в душе. Любви. Ненависти. Желания. Скорби.
Господь свидетель, Пэм никогда не позволяет эмоциям стоять на пути к желаемому.
– Ты играла со мной, да? – спросила Фрэнки.
– В каком смысле?
– Все то, что ты недавно говорила о папе. Для тебя это было игрой. Тебе хотелось проверить, помню ли я что-нибудь.
Пэм отпила мартини и пожала плечами.
– Мне всегда было интересно, не являются ли твои психиатрические методы просто большой аферой. Действительно ли можно изменить воспоминания? Или, если покопаться, они опять вернутся?
– Все это работает совсем не так.
Вернулся Вирджил. Он поставил перед Пэм салат «Капрезе» и посмотрел сначала на одну сестру, потом на другую.
– Дамы, если у вас назревает драка, предупредите, чтобы я успел продать билеты на такое зрелище.
– Не будет никакой драки, – сказала Пэм, бросая холодный взгляд на Фрэнки. – Она знает, что победа досталась бы мне.
– Уверена, так и было бы, – сказала Фрэнки.
Пэм внимательно оглядела Вирджила: мешки под глазами, нечесаные волосы.
– Плохая выдалась ночь, да, Ви? Выглядишь жалко, как побитая собака.
– Я так выгляжу как раз после хорошей ночи, – парировал Вирджил.
