Как долго она раздумывала, стоит ли ей останавливаться у Зяблика! Как сомневалась! Верх, конечно, взял банальный расчет – гостиницы в столице стоили о-го-го! Выложить подобную сумму для скромной пенсионерки было почти невозможно. Решила, если будет невмоготу – найдет себе что-нибудь скромненькое и съедет.
Но Мишке точно было бы страшно приятно, что она остановилась у Зяблика.
Наконец он вышел в прихожую, и Кира ойкнула. Зяблик был гладко выбрит, подтянут, вполне прилично одет и источал запах одеколона.
– Ох, Зяблик! Ну ты как всегда! Такой же красавец, ей-богу!
– Ага, – смущенно отозвался он. – Ален Делон, не иначе. Ты это хотела сказать?
Вечер был теплым и тихим. Весна наконец окончательно укрепилась в своих правах. Распустилась сирень, и вовсю зазеленели деревья.
Кира уверенно взяла Зяблика под руку и шепнула:
– Спину! Выпрями спину и расправь плечи! – И с усмешкой добавила: – Делон!
Выбранный ресторан был далек от шикарного и пафосного – и слава богу. Но при этом был вполне милым и уютным. В полутемном углу тихо наигрывал гитарист – что-то спокойное, знакомое, умиротворяющее и расслабляющее.
Заказали закуску и красное вино.
О чем они говорили в тот вечер? Кира помнила плохо. Да обо всем, господи! Кира была оживленной и разговорчивой – болтала без перерыва. Конечно, сказывалось выпитое – пьянела она моментально. К горячему взяли еще бутылку – гулять так гулять.
Им было легко друг с другом. И, кажется, очень приятно.
Гитарист – на удивление – не раздражал. А когда он запел «Под музыку Вивальди», Кира расплакалась. Их с Мишкой песня. Пели они ее часто, когда собирались – всегда. Чудесная мелодия, чудесные слова. Все – по сердцу, все понятно и знакомо. И все про них – не очень удачливых, но точно счастливых. Одними губами, неслышно, она подпевала. Зяблик погрустнел и притих, нахмурился.
Гитарист закончил, и Зяблик, грустно усмехнувшись, повторил:
– «И все мы будем счастливы когда-нибудь, бог даст». Да, именно так, когда-нибудь. Только когда – вот вопрос!
Кира, незаметно утерев глаза, повторила:
– Когда-нибудь. Бог даст, Лешка.
И они грустно, очень грустно, почти через силу, улыбнулись друг другу.
Только на улице, споткнувшись при выходе, она поняла, как здорово набралась. Зяблик подхватил ее под руку и укоризненно поцокал языком. Кира кокетливо вскинула голову: дескать, бывает, извини.
Долго бродили по почти пустым улицам – идти домой совсем не хотелось. Чудесный был вечер, чудесный. И все же устали и поймали такси. А вот в машине Киру сморило.
Дома, перед тем как попрощаться и разойтись по своим комнатам, Кира, смущаясь, повернулась к нему:
– Зяблик, прости, что я так напилась.
Он вскинул на нее удивленные глаза:
– О чем ты, господи? Подумаешь, дело! – И, чуть помолчав и отведя глаза, тихо добавил: – Спасибо тебе, Кир! Сегодня я ненадолго вернулся туда, где так давно не был, – в нормальную жизнь.
Кира промолчала, ей стало как-то неловко.
Улегшись в постель, обнаружила пропущенный звонок от Кати. Конечно же, не услышала в ресторане! «Балда», – отругала она себя. Глянула на часы – полдвенадцатого, даже для Москвы поздновато. Вспомнилось, что дома, в Германии, звонить принято до девяти вечера максимум, а после ни-ни. Решила перезвонить утром, но очень расстроилась – так ведь ждала этот звонок и на тебе, пропустила.
Ну и Катин характер. Теперь вообще может отказаться от встречи. Она такая, дай только повод. Да и эта квартира, камень преткновения, яблоко раздора. Они с Катей чужие. Только чужая бы так поступила. Правда, Мишка дочь изо всех сил выгораживал, всю вину взял на себя, дескать, Кира ни при чем. Но Катя не поверила. И правильно сделала. Это Кира настояла на том, чтобы ей отказать. И всю жизнь, кстати, была уверена, что была абсолютно права. Мишка сомневался, а вот она – нет! И после конфликта, а затем и разрыва с Катей, когда Мишка сходил с ума от чувства вины перед дочерью, именно Катя перестала с ними общаться. То есть разорвала отношения окончательно.
После выпитого Кира не уснула. Такое было у нее свойство организма: после алкоголя – бессонница. А Мишка наоборот – выпивал бокал вина и тут же хотел спать. Кира ворочалась с боку на бок, подтыкала сбившуюся простыню, закутывалась в одеяло и понимала, что бесполезно – она не уснет. Ну, дай бог, к рассвету, и то в лучшем случае.
Конечно, дело было не только в алкоголе – вспомнился тот давний скандал с Катей, из-за которого, собственно, все и произошло.
Все случилось после смерти Кириной мамы. Мама ушла внезапно, если вообще так можно сказать о сильно пожилом человеке. Нет, все же внезапно, ничем таким страшным и затяжным она не болела. Кира приехала на похороны и, конечно, позвонила Кате. Та скупо выразила соболезнования и сказала, что на похороны приехать не может – дела. Ну, дела так дела – Кира не обиделась, все понятно: кто Кате ее мама? Никто. А вот то, что она не захотела повидаться, пусть ненадолго, Киру слегка удивило.
– Не сможешь? – уточнила она. – Я буду здесь еще неделю. Точно не сможешь? Знаешь, я все понимаю, я тебе не нужна. Но папа… Папа будет расстроен. Может, ради него ты все-таки выберешь время?
Катя ответила коротко:
– Подумаю.
Ну и ладно, в конце концов ее право.
Через два дня, поздно вечером, после похорон, созвонились с Мишкой. Мужа своего знала отлично. Улавливала все по малейшим интонациям, по молчанию, по вздоху, по взгляду. И сейчас чувствовала: он что-то недоговаривает.
– Мишка, что-то случилось? – допытывалась она.
Он довольно долго отнекивался, ну а потом раскололся. Оказалось, все просто – Катя попросила его отдать ей квартиру. Нет, конечно, не подарить – что она, сумасшедшая? Отдать на время. Пожить. Потому что с мамой жить невозможно, невыносимо. Мама лезет во все, буквально во все: все контролирует, комментирует, во все сует нос. Мужа Катиного она возненавидела сразу, с первой минуты. Ну и пошло-поехало. В доме сплошные скандалы – ни дня без строчки, как говорится. Жить невозможно. Не разъедутся с мамой – разойдутся с мужем, все к этому идет. А мужа Катя любит. И если он уйдет… Нет, не дай бог! Катя этого не перенесет. Да и ребенок, Ксенька! Ребенок останется без отца. В общем, ситуация безвыходная – на съемную квартиру денег нет.
Мишка почти выпалил все это, скороговоркой, одним предложением. И испуганно замолчал. Молчала и Кира. Ну а потом все сказала, как говорится, начистоту, без утайки и реверансов. Как Катя никогда не любила ее, как отказалась увидеть ее, Киру, – даже сейчас, когда ей так тяжело. Могла хотя бы по-дружески, по-человечески поддержать ее в такой тяжелой ситуации. Да бог со всем этим, в конце концов Кира взрослая женщина и это переживет. Но отдать квартиру? Да с какой, собственно, стати? Когда сейчас впервые у них наконец появилась возможность обрести свой собственный угол? Продать квартиру в Жуковском и купить что-то во Франкфурте? Им уже хорошо под пятьдесят. И никогда – никогда! – у них не было своего угла. Всю жизнь по чужим квартирам, на чужих кроватях и кухнях. Как Катя могла такое предложить? В конце концов, Мишка оставил ей и ее матери квартиру – свою, между прочим, свою! Пусть разъезжаются, размениваются. Да что угодно! Нина приезжая, но всю жизнь прожила в собственной квартире в прекрасном районе. А они с Мишкой? Нет, ни за что и никогда. Кира была настроена решительно и безапелляционно.
