– А я бы не отказался… – мечтательно вздохнул Дикрай.
– А если бы было? – уточнил гном и неодобрительно взглянул на оборотня: – Кошак, он и есть кошак!
– А если б было… – начал Яго и осёкся.
На пороге стояла Аргониэль, и свет из коридора прошивал фигуру, делая её платье практически невидимым.
Дикрай шумно выдохнул. Йожевиж заёрзал в кресле, подавившись дымком из трубки.
– Идём, человек, – улыбнулась эльфийка, входя. – Я обещала тебе прогулку!
Когда Яго, двигаясь будто под гипнозом, вышел, оставшиеся переглянулись.
– Замирает… – мечтательно вздохнул гном.
Оборотень укоризненно покачал головой.
– Наоборот, шевелится!
* * *
Разместили членов бригады по-царски. Поначалу каждому собирались выделить отдельные покои, но и женская часть группы, и мужская в один голос воспротивились. В результате всех распределили по двое – сестёр-рубак, Виньо и Таришу, Гроя и Варгаса и, как водится, Виту и Дробуша. Переживания последних дней сделали своё дело – компания отказалась от ужина, променяв его на чистоту и мягкость эльфийских перин. Даже тролль уснул моментально, хотя, казалось бы, тролли особого уважения ко сну не испытывали.
Тариша Виден проснулась среди ночи. Она точно знала время – оборотни отлично ощущали дневные и ночные переходы в сутках. На родине, в Весеречье, этот час – последний час до рассвета – называли часом Полярного Волка. Разбудило фаргу нечто неслышимое и неощущаемое, и, проснувшись, она какое-то время лежала, пытаясь понять, что происходит. Странное дело – она слышала, как жучок-древоточец пилит засохшую ветку мэллорна, как бежит мышка между моховыми наростами в коридоре, но абсолютно не слышала обитателей цитадели, которыми та должна была кишмя кишеть. Но вот это… пришедшее извне… неназываемое… тревожило.
Тариша встала – спала по привычке в одежде. Натянула мягкие охотничьи сапожки – в таких было сподручно ходить без шума и бежать на долгие расстояния. С умилением посмотрела на сопящую во сне Виньовинью и выскользнула из комнаты. Заблудиться в незнакомом месте не боялся ни один оборотень – коли существовал хотя бы единственный след, а он всегда существовал: свой собственный, всегда можно было вернуться туда, откуда пришёл!
В коридоре от стены к стене плескало разноцветное сияние. Зрелище было таким фееричным и ярким, что фарге пришлось постоять, успокаивая внутреннюю тигрицу. Как и все кошачьи, яркого света Тариша не любила, потому и красотой мха не вдохновилась, а сердито наморщила нос. Беспокоящее её ощущение имело слабое, но чётко выраженное направление, и Тариша последовала в ту сторону, отчаянно зевая и недоумевая: чего же ей не спится?
От мягко заворачивающих коридоров, от их извивающихся ответвлений у неё едва не закружилась голова. Она ужасно жалела, что не может перекинуться, однако опасалась встретиться с каким-нибудь гуляющим по ночам эльфом и напугать его до смерти. Обитателей цитадели она по-прежнему не слышала – видимо, слуху в здешних помещениях доверять не стоило, не то что обонянию. Неясное ощущение, наконец, сформировалось в совершенно понятное: фарга чувствовала самца. И его запах едва не свёл её с ума! Тяжело дыша, Тариша остановилась. Скинула капюшон, надвинутый по привычке на изуродованное лицо. Сколько прошло вёсен с тех пор, как она испытывала желание? Сколько лет с того времени, когда люди, вооружённые факелами, пиками, арбалетами, охотились на неё и Дастина в оттаивающих лесах Весеречья, загоняли, как диких зверей в лощину-ловушку и после с наслаждением убивали. Долго. Давая время прийти в себя и вновь начиная мучить. Тогда её спас Ашрам. Лишившись лапы, на собственной крови призвал дух Арристо на себя и Таришу, сделавший обоих тигров неуязвимыми. Берсерками, не помнящими себя, не ощущающими боли и слабости. Дастин к тому времени был уже мёртв – боли и издевательств ему досталось больше. Мелкие жалкие человечки смеялись, стоя над телом великолепного белого тигра, радовались его низвержению, не понимая, что попирают не животное, а саму природу. И природа отомстила. Человечки пытались бежать. Молили о помощи. Некоторые из них пробовали защищаться. Другие обделывались от ужаса. Но две полосатые тени, два сгустка смертельной ярости, один, изуродованный кровоточащими шрамами, и другой – на призрачной лапе, заменившей отрубленную, преследовали молча. В конце охоты не осталось ни одного волоска на их шкуре, ни единого чистого волоска, так всё было забрызгано кровью, чужой, сладкой, человеческой кровью, смывшей собственную.
Вожделение…
Тариша рванула ворот куртки. Если бы они с Дастином были внимательнее, если бы не были так заняты друг другом и любовными играми той весной, они почуяли бы, что их выследили, и ушли из-под облавы. С тех пор чувства у фарги будто отрубили. Какие бы самцы ни оказывались рядом, она ими не интересовалась, а уродство, сохранённое на память о той охоте, недурно помогало в этом. И вот её снова накрыло это душное, выворачивающее нутро чувство! Когда хочется ползти к НЕМУ на брюхе, бия себя хвостом по бокам, распластаться под тяжёлым телом, прикусить густой мех и задрожать от низкого рыка Властелина твоей плоти! Ползти… Но куда?
Фарга с изумлением огляделась, щёки были мокры от слёз, а в животе ныла тупой выматывающей болью неудовлетворённость. ОН где-то рядом… Запах в воздухе уже осязаем. Запах распалённого страстью самца…
Низко зарычав и сама того не замечая, Тариша отлепилась от стены и побежала по следу. Запах становился всё ярче, пылал, как факел, криком звал, звенящим в ушах… Она со всего размаха ударилась лицом и грудью в стену цитадели: коридор, по которому пришла, окончился тупиком. Между плотно прижатыми ветвями стены не было даже щёлочки. Удар отрезвил ее. Тряся головой, фарга побрела прочь, оглядываясь на стену, словно ждала, что та разойдётся под силой её взгляда, дав проход к НЕМУ. К символу той жизни, которая, как Тариша думала, уже давно для неё кончена.
* * *
Эльфийка шла вперёд, не оглядываясь на спутника. Впрочем, Ягораю было не привыкать ходить, уворачиваясь от лесных плетей, не наступая на сухие ветки или шуршащие листья. Они шли уже около часа, молча, поскольку Аргониэль не говорила ни слова, а Яго не знал, о чем её спрашивать, да и следует ли? Без голоса, звучащего как хрустальный колокольчик, на душе было спокойнее, тише… И не только на душе!
Он с интересом крутил головой, прислушивался, принюхивался, кожей впитывая чужой мир. Да, они с «хорьками» провели некоторое время под пологом этого заколдованного леса, но сейчас он будто открывался с другой, потайной стороны. Чувства у Яго обострились, как у оборотня, вышедшего на охоту, однако граф рю Воронн оборотнем не был.
В траве драгоценными рубинами взблёскивали ягоды лесной земляники…
По стволам деревьев проносились изумрудными молниями шустрые маленькие ящерки…
Из кустов высунулась любопытная голова на длинной шее… Существо клацнуло острыми зубами и сделало вкрадчивый шаг – ходило оно на двух ногах, несло за собой толстый чешуйчатый хвост, а к груди поджимало смешные кургузые лапки, оканчивающиеся нехилыми коготками.
