Вместо того чтобы присоединиться к компании за столом, Шуша вытянулась ещё сильнее и отрапортовала:
– Всё, что пожелает мой король!
– Вон ту девушку, – Ахфельшпроттен кивнул на Виньовинью, – следует подготовить к свадьбе согласно нашим традициям!
Гномелла, накладывающая в тарелку грибной салат, уронила и ложку, и посуду.
Его величество с деловым видом отставил поросёнка в сторону (блюдо тут же утянула Тариша Виден), откашлялся и произнёс строгим голосом:
– Согласно буллиту пятьсот шестьдесят седьмому Регламента поведения почтенных мастеров, я, сегодня утром поименованный уважаемым Йожевижем Агатским посажёным другом, при дорогих гостях и свидетелях сего разговора спрашиваю у тебя, Виньовинья, дочь почтенного Цехового старшины Виньогрета Охтинского, хранительница ключа от вашего с Йожевижем общего дома: готова ли ты выйти за него замуж здесь, в Круткольхе, в ближайшую подходящую по горному календарю дату?
Виньо перевела ошарашенный взгляд на Йожа. Тот пожал плечами, смущённо пробормотал:
– Выпили… поговорили…
– Да! – первым заорал Дикрай, вскакивая, хватая и кружа гномеллу.
– Да! – одними глазами улыбнулся Ягорай и переглянулся с Вирошем.
– Ну конечно, да! – фыркнула фарга.
– Без сомнения! – кивнул Варгас.
– Точно! – поддакнул Вырвиглот, в подтверждение слов стукнул по тарелке кулаком, отчего та рассыпалась в пыль.
Синих гор мастер, выбравшись из-за стола, опустился перед суженой на одно колено и умоляюще сказал:
– Прошу!
Дикрай осторожно поставил рыдающую Виньо рядом. Гномелла бросилась к Йожу, обняла за голову, прижала к себе.
– Я согласная! – заговорила она сквозь слёзы. – И будьте мне свидетелями, с рыданиями завязываю! Вот как замуж выйду, так и всё! Больше ни одной слезинки!
– Терпеть не могу алкоголь, но за это выпью! – блеснула глазами Тариша. – Налей мне, почтенная рубака, до краёв!
Торусилья накатила фарге пива, полюбовалась на пышную пену и подала ей чашу. Тариша действительно выпила – зажав нос пальцами одной руки и смешно дёргая ушами.
– Теперь можно и поесть! – довольный король сел на место. – А где?..
К сожалению, от поросёнка остались одни только кости.
* * *
Тому, кто этим утром увидел бы Ровиниана Фарованиэль Фирозо Кос Алкаслотля, показалось бы, что он любуется восходом солнца, стоя на террасе Цитадели. На самом деле его глаза не замечали ни солнца, ни линии горизонта. Сердце Владыки сверлила боль: он обещал жене заботиться об Аргониэль, однако дочь была похищена злодеями и сейчас находилась в плену у лималльских гномов. Письмо от короля Ахфельшпроттена, полученное с нарочным, немного успокаивало. «Аргониэль Ровинианиль Даирэа Кос Алкаслотль жива, однако сильно утомлена произошедшим. Она будет возвращена в Цитадель, как только почувствует себя лучше!» – писал хозяин Круткольха после всех положенных витиеватых слов вежливости. о похитителях он не упоминал, из чего следовало, что те не пережили нелегального перехода границы. Слово, данное гномом, нерушимо, Ровиниан знал это, но его смущало исчезновение вместе с беглецами гномеллы Кайдарацкой. Была ли она взята ими в заложники, как и несчастная Арго? Или ушла добровольно, намереваясь просто вернуться в родной город? Несмотря на множество вопросов, ответы не спешили появляться. Радовала лишь сообразительность старшего сына, задействовавшего ласурскую волшебницу в качестве источника постоянной энергии. Конечно, одной человечьей девушки было мало для того, чтобы пробудить спящих в подземелье Цитадели соотечественников, однако те, несомненно, выглядели лучше. На их лица возвращались краски жизни.
Ровиниан смотрел вдаль и думал, как было бы здорово найти и собрать на запретном уровне подземелья всех рокури аркаэлья Тикрея! Тогда, возможно, и Тириноиэль смогла бы проснуться! Он тосковал по ней. Многочисленные наложницы не заменяли жены. Они не умели так молчать, когда следовало, не смеялись звонко, как серебристый родник, не говорили настолько милые глупости. Всегда равнодушный к близости душ Владыка впервые почувствовал нечто подобное, когда встретил прекрасную эльфийку из рода Горних на одном из приёмов во дворце Мудрейшего. С тех пор в его жизни появился смысл, а Ровиниан полюбил тихие семейные вечера и страстные ночи, подаренные женой. Он и до сих пор предпочитал не вспоминать тот день, когда, вскрикнув, она опала на его руках, погрузившись в зачарованный сон. И вместе с ней уснула почти половина обитателей Цитадели. В других эльфийских родовых гнёздах произошло то же самое, но в гораздо меньших масштабах. Исследования, проводимые магами, ничего не дали. Возможно, Мудрейший что-то знал, а может быть, просто использовал возникшую у подданных необходимость в артефактах Вечной ночи, дабы держать древние рода в узде. Как бы то ни было, шестьдесят лет назад многие семьи Лималля лишились своих членов, а вызванное этим общее ослабление страны привело к ненавистному протекторату Крея, который тому удалось установить во время последней людской войны.
Владыка с удивлением посмотрел на свои пальцы, до боли вцепившиеся в парапет. Медленно поднял руки, глубоко вздохнул, успокаиваясь.
К зеленоглазой человеческой девушке у него не было жалости. Рано или поздно она истает под действием пропускаемой через себя Силы, превратившись в призрак. Мучительная смерть? о чём вы?! Безболезненное приятное небытие! Мало ли призраков живёт в Подземельях? Одним меньше, одним больше.
Ровиниан тосковал по жене…
* * *
Ники очнулась с громким всхлипом, будто с глубины выплыла. И обнаружила себя укутанной шкурами, а рядом – чашку с дымящимся морсом.
Бруттобрут сидел напротив – за костром, задумчиво помешивал ложкой в котле варево, распространяющее вкуснейший запах пшена и мяса.
– Сколько? – хрипло спросила Ники.
– Трое суток, – отвечал гном, не прерывая своего занятия. – Пейте!
Несмотря на бьющую архимагистра дрожь, она едва уловимо улыбнулась: Бруттобрут был неисправим! Послушно села и взяла чашку, наслаждаясь исходящим от неё теплом. Первый глоток горячего морса с мёдом действовал как живительный нектар.
Гном снял пробу, довольно крякнул и, шмякнув в глубокую миску каши, протянул её Ники.
– Я с тобой растолстею! – пробормотала та, однако миску взяла.
Дрожь постепенно сходила на нет, так же как и сухость в горле и ноющая боль в конечностях.
– Брут, я тебе не надоела? – спросила архимагистр, отведав каши. – Ну сколько можно со мной возиться?
– Двести шестьдесят пять лет, два месяца и пятнадцать дней! – отрапортовал гном, предварительно почесав бороду – должно быть, подсчитывал.
– И тебе ещё не хочется меня убить? – восхитилась Ники.
– Иногда, – серьёзно ответил Бруттобрут, – но тогда я вспоминаю Всхолмье…
