– По воле Руфуса и Торуса, по любви и преданности твоей, Виньовинья, дочь Цехового старшины Виньогрета Охтинского, беру тебя в жены от сего дня и до последнего издыхания, до праха недр и Вечной пустоты, и нарекаю Виньовиньей Агатской!
Мужской пояс был гораздо тяжелее женского, потому надевать его на жениха Виньо помогали посажёные сёстры. Звук защёлкнувшегося замка прозвучал в полной тишине.
– Выдохнули! – прошептал Дикрай на ухо Яго.
– Ну наконец-то! – возвела глаза к потолку Тариша.
– Долгие лета семье! – взревел Его Величество Ахфельшпроттен и легко сломал ржавый ключ, ибо кроме поясов другим символам существовать не до́лжно.
– Долгие! – вторила толпа, заставляя огоньки под ониксом испуганно метаться, а эхо – лететь свободной птицей далеко за пределы Храмового штрека и дворца. – Семье – долгие!
– Тебя, Виньовинья Агатская, без мужа боле не существует! – отдышавшись, завершил церемонию король. – Тебя, Йожевиж Агатский, Синих гор мастер, без жены боле нет! Помните об этом, гномы!
Йож шагнул к Виньо и запрятал её в кольцо рук, прижал к себе, заглянул в полные слёз голубые глаза.
– Меня давно без тебя нет, любимая, – сказал он, – и без тебя – не будет!
– Все почтенные мастера приглашаются на пир! – возвестил от дверей королевский распорядитель; вместе с ним заревели трубы, призывая народ наружу.
– Славная церемония! – сказал, подходя к новобрачным, Грой Вирош. – Я прослезился, теперь хочу выпить!
– На свадьбах гномы пьют только самогон! – засмеялся его величество и вдруг запел великолепным баритоном:
Я спою, а ты послушай,
Согласится каждый гном:
Лучше всех согреет душу
Добрый гномий самогон!
Выпей каменную водку,
Прочь печали и хандру
Ешь жаркое и селёдку,
Сыр, грибочки и икру!
– Хоу! – с восторгом завопила Торусилья и принялась подпевать:
Водка круче, чем водица,
Согласится каждый гном:
Если крепко подкрепиться,
Все невзгоды нипочём!
Может, гномы низкорослы,
Силой гном не обделён,
Ты попробуй выпить острый,
Крепкий гномий самогон!
Круткольхский народ с ухмылками чесал бороды и выводил на удивление слаженным хором:
Бородой клянусь и мамой,
Гном покушать не дурак,
Может, гномы и упрямы,
Да без гномов вы никак:
Гном шахтёр и гном рубака,
И механик тоже гном,
Все тикрейцы уважают
Добрый гномий самогон!
* * *
– Голодна? – поинтересовался рю Вилль, когда Ники устроилась в кресле, закинув ногу на ногу и вопросительно посмотрела на него. – Приказать принести что-нибудь?
– Давай выпьем морсу, – улыбнулась она. – Чем закончилось ваше совещание с его высочеством?
Герцог искоса глянул на гостью, позвонил в колокольчик.
– Ты же уже знаешь! Зачем спрашиваешь?
– Хочу услышать от тебя, – Ники снова завозилась, устраиваясь поудобнее. Поморщилась, скинула отороченные мехом сапожки, забралась на сиденье с ногами.
Она напоминала Трояну маленькую ладно сложенную кошечку, уютно мурчащую, но готовую в любое мгновенье выпустить коготки или… превратиться в кровожадную тигрицу, убивающую коротким ударом лапы.
– Он вызвался сам, – помолчав, пояснил рю Вилль. Махнул рукой секретарю, заглянувшему в дверь: – Принеси морсу и сладостей.
Ники молчала. Смотрела своими невозможными глазами и молчала. Её зрачки блестели, как слюдяные пластинки на камне. Неприятное ощущение.
– Давай я пригляжу за ним? – наконец предложила равнодушным тоном. – Такой экземпляр жаль будет терять.
– Я сообщу его высочеству? – полувопросом-полуутверждением ответил рю Вилль. – Как думаешь, когда вернётся король?
Архимагистр пожала плечами. Перед её внутренним зрением по заснеженным полям под Вишенрогом нёсся крупный рыжий лис.
– Думаю, он не вернётся, – пробормотала она.
Герцог посмотрел на неё с изумлением, граничащим с ужасом.
– Ники, что ты имеешь в виду?
– В смысле… – она встрепенулась, – не вернётся прежним. Его величеству нужна женщина.
– У его величества женщины за каждом углом, в каждой нише и в любом населённом пункте, – хмыкнул Троян.
– Это не женщины, это – бабочки-однодневки, – пожала плечами архимагистр, – быстро летят на огонь его зова и так же быстро сгорают в забвении.
Вошедший в кабинет Шош Бишон, личный секретарь рю Вилля, поставил на стол поднос с большими глиняными кружками и блюдо с печеньем и украшенными глазурью пряниками. Молча поклонился и вышел. В своё время Его Светлость рю Вилль спас парнишку от участи быть вздёрнутым на рее. Поскольку подобные приключения сближают людей, оба понимали друг друга с полуслова.
– Куда лучше, чем горный хрусталь! – усмехнулась Никорин, поднимая тяжёлую кружку. От неё шло тепло, а над поверхностью морса вился ароматный дымок. – Такие вещи позволяют ощутить настойчивость жизни!
Рю Вилль хмыкнул, сплёл пальцы.
– Иногда я не понимаю того, что ты говоришь, Ники! Вот вроде все слова по отдельности мне ясны, но общий смысл ускользает…
– Кое-что, мой дорогой Троян, становится понятным лишь после первой сотни лет, – она, не мигая, смотрела на него, – другое – через три, а то и четыре. Иное – никогда!
По спине герцога пробежал холодок. Её взгляд вымораживал. Она смотрела на него, но была не здесь, а где-то там… Там, куда простому человеку не следовало соваться!
– Ники? – осторожно позвал он.
Архимагистр не ответила. Не пошевелилась. Глиняная кружка вдруг взорвалась в её пальцах, рубиновые капли морса и резко усилившийся запах брусничных листьев разлетелись по комнате…
Едва уловимое движение тонкой руки…
Осколки, капли и запах истаяли на глазах потрясённого рю Вилля…
Ники моргнула, дотянулась до его кружки, вылила в себя горячий напиток и, со стуком поставив кружку на стол, сказала:
– Она сделала это!
* * *
Свадебное пиршество было в самом разгаре, когда пол вдруг покачнулся, а одна из опор, поддерживающих потолок зала, – великолепная, отделанная розовым мрамором колонна, – с грохотом обрушилась. Взвыла сирена. Гости повскакали со своих мест, крича: «Недротрясение! Недротрясение!» Однако паники не было – гномы не ринулись прочь, словно обезумевшие от ужаса животные топча друг друга.
– Шахты? – через толпу крикнул его величество вбежавшему вестовому.
Тот отчаянно замотал головой.
