Генри тратил деньги, пока его карманы не пустели, а потом занимал у приятелей до очередной удачной аферы. Он был уверен, что новый мошеннический «гонорар» так или иначе подоспеет не позже чем через неделю. В работе у него всегда было одновременно не меньше дюжины разных жульнических схем. При этом у Генри практически не было расходов, кроме собственных прихотей. Он не содержал иждивенцев. Он не платил налогов. У него даже настоящего номера социального страхования не было. Он не приобретал страховок. Не платил коммунальных платежей. Не имел банковских счетов, кредитных карт, кредитных рейтингов и чековых книжек, за исключением фальшивок, купленных у Тони Пекаря. Свой гардероб он хранил в доме родителей, хотя редко там ночевал. Генри предпочитал проводить ночи в одном из домов Варио, на диванах в притонах его банды или в бесплатных номерах мотелей в Рокавей или у аэропорта, которыми управляли его друзья. Он никогда не просыпался в пижаме. Хорошо, если ботинки успевал скинуть, прежде чем отрубиться. Как и у большинства других умников, его жизнь была настолько беспорядочной, что он никогда заранее не знал, где его застигнет ночь. Он мог провести свои обычные восемнадцать часов бодрствования в пиццерии или таксопарке около Питкин-авеню, а то вдруг оказаться вместе с Поли в Коннектикуте по делам подпольной лотереи, или отправиться с Джимми в Северную Каролину за сигаретами, или махнуть с другими ребятами в Лас-Вегас, чтобы просадить неожиданный куш, подвернувшийся в течение долгого и совершенно непредсказуемого дня.
Некоторые девушки стоят денег, а некоторые нет. Соседские девчонки, разносчицы из баров, учительницы, официантки, разведёнки, офисные работницы, маникюрши, стюардессы, сиделки и домохозяйки днём всегда в изобилии крутились вокруг него на ипподроме, ночью — в клубах, а похмельным утром — в мотелях. Некоторые из них любили потанцевать. Другие — выпить. Генри вовсю наслаждался холостяцкой жизнью, подбирая то, что подворачивалось под руку. Его свобода была совершенно лишена всяческих оков.
Генри. Я был в таксопарке, когда вдруг примчался взмыленный Поли-джуниор. Он несколько недель уговаривал знакомую девушку Диану сходить с ним на свидание, и она наконец согласилась, но с условием, что свидание будет двойным: она приведет подругу, а он — приятеля. Джуниор был в отчаянии. Ему срочно нужен был кто-то для поддержки. У меня готовилась сделка по сигаретам, на заднем сиденье машины лежала стопка краденых свитеров, на одиннадцать вечера была запланирована встреча с Тадди, который хотел обсудить какое-то дело, а тут ещё и Джуниору дуэнья понадобилась. Он сказал, что уже забронировал для нас столик у Фрэнки Макаронника в «Вилла Карпа». В те времена наша команда постоянно там зависала. Когда я, желая оказать Джуниору услугу, добрался-таки ближе к вечеру до «Виллы», я так спешил на встречу с Тадди, что мог думать лишь о том, как бы поскорее смыться.
Карен. Он мне сразу не понравился. Я считала, что он совершенно несносен. Диане приглянулся Пол, но мы с ней были еврейками, и она никогда прежде не встречалась с итальянцем. Поэтому она хотела проявить осторожность. Пол казался очень милым, но она настояла, чтобы первое свидание было двойным. Что Пол женат, она не знала. Она уговорила меня пойти. Но мой визави, которым стал Генри, оказался ужасным. Было очевидно, что находиться здесь он не хочет. Он постоянно ёрзал. Всех торопил. Потребовал счёт ещё до того, как подали десерт. Когда пришло время ехать по домам, он затолкал меня в машину, а когда мы приехали, буквально из неё выволок. Это было дико. Но Диана и Пол заставили нас пообещать, что мы снова встретимся вечером в следующую пятницу. Разумеется, когда она настала, Генри меня продинамил. Я ужинала с Полом и Дианой. Вместо двойного свидания получилось трио. Тогда я заставила Пола взять нас с Дианой в машину и отправиться на поиски Генри.
Генри. Я шёл по улице неподалёку от пиццерии, как вдруг рядом остановилась машина Пола и из неё вылетела Карен. Меня как громом поразило. У неё буквально дым из ушей валил. Она бросилась ко мне и завопила, что никому не дозволено её динамить. «Никто не смеет со мной так поступать!» — кричала она на всю улицу. Я хочу сказать, вышло очень громко. Я выставил ладони, чтобы её успокоить. Сказал ей, что не приехал, поскольку был уверен — она сама меня продинамит. Что готов загладить вину. Сказал, что подумал, будто Пол и Диана хотят встретиться без нас. В общем, к тому моменту, когда она закончила орать, мы уже назначили новое свидание. На этот раз я пришёл.
Карен. Он повёл меня в китайский ресторан в «Грин Акрс Молл» на Лонг-Айленде. Был очень мил. Он оказался потрясающим парнем. Выглядел старше своих лет и, кажется, знал гораздо больше, чем мальчики, с которыми я прежде встречалась. Когда я спросила, чем он занимается, он сказал, что работает каменщиком, и даже показал мне профсоюзную карточку. Ещё упомянул, что раньше был менеджером в «Азорах», я знала, что это шикарный ресторан в Лидо Бич. Мы очень приятно неторопливо поужинали. Потом сели в его новенький автомобиль и прокатились по ночным клубам Лонг-Айленда, послушали музыку. Потанцевали. Казалось, он знает здесь всех и вся. Когда я заходила с Генри в разные заведения, к нам тут же подходили люди, чтобы поздороваться. Он меня всем представил. Все спешили ему угодить. А он чувствовал себя там словно рыба в воде. Это было так непохоже на мои свидания с другими парнями… Они вели себя, словно дети. Приглашали меня в кино или боулинг, ну, в общем, куда обычно ходят, когда тебе восемнадцать, а твоему парню — двадцать два.
Генри. С Карен было весело проводить время. Она была очень живой. Любила ходить в разные заведения и великолепно выглядела. Все говорили, что у неё фиолетовые глаза, как у Элизабет Тейлор. Мы начали вместе посещать клубы. Например, «52/52» на Лонг Бич, рядом с «Руморс Диско» Филли Бэзила. Музыкальные бары. Заведения, в которых я бывал с Поли. Где я знал владельцев, барменов и менеджеров, а они знали меня. Когда я впервые приехал забирать её из дома родителей на вечеринку в клуб «Палм Шор», то как следует принарядился. Хотел произвести хорошее впечатление. Я чувствовал себя отлично, но когда она открыла мне дверь, то вместо ожидаемой радости вдруг вскрикнула. Её глаза выпучились, как в ужастике про чудовищ. Я огляделся. Я не понимал, что происходит. Тут она указала на мою шею. «Переверни его, сейчас же переверни!..» — прошептала она испуганно. Глянув вниз, я увидел, что она показывает на мой медальон на золотой цепочке, который подарила мне мать, где изображён маленький золотой крест.
Карен. Он собирался познакомиться с моими родителями. Они знали, что я с ним встречаюсь, и были недовольны, что он не еврей. Я им соврала, что он еврей наполовину. Что его мать еврейка. Их это всё равно не слишком радовало, но что они могли поделать? И вот их первая встреча. Раздался звонок в дверь. Я была взволнована. Моя бабушка тоже была дома. Глубоко верующая ортодоксальная иудейка — когда она умерла, её с Торой хоронили. Я заранее нервничала. И вот я открываю дверь и вижу, что он вырядился в чёрные шёлковые брюки, расстёгнутую до пупа белую рубаху и синий пиджак с искрой. Но прежде всего мне бросился в глаза огромный золотой крест. Я имею в виду медальон, висевший у него на шее. На цепочке, спускавшейся с шеи на грудь. Я быстро прикрыла за собой дверь, чтобы семья не увидела, и велела ему перевернуть медальон. Он так и сделал, но, когда мы вошли в дом, я всё равно обливалась холодным потом от страха. Родные и так были не рады, что он всего лишь наполовину еврей, а тут ещё это. Его семья, кстати, тоже была не в восторге от меня. Одна из его сестёр, Элизабет, та, что собиралась стать монашкой, просто терпеть меня не могла. Помню, я как-то зашла к Генри домой, и дверь открыла она. У неё вся голова была в бигудях. Она смутилась, потому что не ожидала моего визита. Никогда прежде не видела, чтобы человек так злился.
